Телефон звонил безостановочно. Был звук, был виброзвонок, и еще имелся световой сигнал, от чего аппарат начинал казаться похожим на маленькую машину скорой помощи, а человек, сидевший напротив меня, – на врача, прибывшего на вызов.
Он договорил – это был обычный разговор, которых за те десять минут, что мы провели вместе за кофе, я наслушался вдоволь ("Спасибо, спасибо, я сейчас не могу говорить, созвонимся чуть позже") – и посмотрел на меня.
Я подумал, что хорошо бы подарить ему на приближающийся день рождения такой чехол-аккумулятор для телефона, который позволяет заряжать аппарат без подключения к розетке. Потому что к обеду его айфон должен был, по моим представлениям, полностью разрядиться. И это был только первый день в сборной.
Впереди был разговор в эфире, а задавать перед эфиром какие-то вопросы, на которые гостю потом придется отвечать... Это я не любил. Поэтому разговор шел вокруг да около.
На нем был строгий темный костюм, дорогая голубая сорочка. Его ботинки сверкали так, что при желании в них можно было смотреться. Мимо ходили ведущие, продюсеры, корреспонденты – тех, кого можно всегда увидеть с экрана. Но не он смотрел на них, а они на него. Кто был знаком со мной, те подходили к столу, чтобы поздравить. Другие уважительно здоровались на расстоянии.
Происходящее ему определенно нравилось. Это было заметно, и я вдруг вспомнил, как точно так же замедлялось время вокруг Капелло или Хиддинка. На первых порах их работы в России. Вспомнил, как тяготился этим вниманием Слуцкий.
Не самая легкая ноша – быть главным тренером сборной. Однако никто от нее не отказывается - чтобы хотя бы примерить ее на свои плечи.
Дама-продюсер уговаривала его дать еще одно интервью. Упирала на то, что канал федеральный и общественно-политический. Говорила, что у корреспондента сегодня родился сын, а он на работе, не в роддоме. Потому что утром был в РФС, а сейчас не уезжает, ждет нового тренера национальной команды, чтобы сделать сюжет полнее.
Тренер закончил шутить с продюсером и увидел редактора, осетина по отцу. Каким-то чутьем понял это. Что-то сказал на родном языке. Редактор покраснел, сказал, что не говорит на осетинском, что с двух лет живет в Москве.
- Парниковый, значит. У меня сын родился в Германии, до пятнадцати лет жил в Австрии, но осетинский знает лучше меня!
Я вспомнил его недавний юбилей. Множество людей с характерными осетинскими лицами. Уважаемых гостей из "Спартака", Грозного, Перми. Подумал, как удивительно это – уходить из команды, вроде бы не закончив полностью процесс ее строительства, но уже имея отличные результаты, и при этом сохранить такие отношения с людьми. Еще не было "Динамо" и еще не звучала фраза "Честь имею, чего и вам желаю", произнесенная на совете директоров сразу после объявления об его отставке. Еще не было в его судьбе "Легии", когда после золотого сезона ему предложили пересмотреть условия в сторону понижения – не только личного контракта, но и всей стратегии развития команды. Он только-только был вынужден уйти из "Терека", и было совершенно непонятно, когда он найдет свою команду, ту, в которой может задержаться на приличный срок и показать на дистанции, в какого тренера он вырос за годы, прошедшие с ухода из "Спартака".
На его юбилее сидели Газзаев, Романцев и Бышовец. За разными столами, конечно, но все равно видеть их в одном зале было очень необычно. Я задумался над тем, кто еще способен собрать мэтров в один вечер, – и не нашел ответа. Потом подумал – как далеко он может пройти со сборной?
- Надо идти? – спросил он, поймав мой взгляд.
Я кивнул и посмотрел, как он встает из-за стола и делает шаг в сторону лифта. Это было символично, даже очень.
Все-таки нечасто встречаешь главного тренера сборной в первый день его работы.
Черчесов шел чуть впереди и улыбался.
Больше того, мне казалось, что он совершенно счастлив.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
