Черный смоляной хвост за спиной, изрезанное морщинами лицо. В сентябре Орландо Дуке исполнится 45 лет, и он, безусловно, визитная карточка хайдайвинга, как и Гэри Хант. Оба — чемпионы мира, оба неоднократно побеждали на турнирах Мировой серии. Но если англичанин — мозг этого вида спорта, его технический мотор, то Дуке — душа. А еще он прыгает с закрытыми глазами.
Чем больше мне лет, тем дороже я стою
— Орландо, продолжите фразу: "Моя жизнь — это…"
— Точно не хайдайвинг. Да, я прыгаю в воду, сколько себя помню, начиная с того времени, как мне было десять лет, в 22 года переключился на прыжки с большой высоты, поскольку не видел смысла продолжать выступать в бассейне. У Колумбии по тем временам было не слишком много денег, чтобы посылать своих спортсменов на турниры. Я и сейчас довольно много времени провожу в бассейне. Но сказать, что хайдайвинг составляет всю мою жизнь, не могу. Скорее, это одно из экстремальных удовольствий.
— В 2013 году, когда вы выиграли первый в истории турнир хайдайверов, который проводился в рамках чемпионата мира в Барселоне, я спрашивала вас о завершении карьеры, и вы ответили, что попрыгаете еще год-другой. Что изменилось в ваших планах?
— Ничего. Просто знаете, как бывает — прыгаешь, прекрасно себя чувствуешь. Хайдайвинг в этом отношении очень сильно дисциплинирует. Потом случается какая-то небольшая травма, и появляется желание вернуться после нее на вышку просто для того, чтобы не уходить, имея на душе грустный осадок. Наверное, я действительно скоро закончу выступать, но вряд ли перестану прыгать со скал. Это востребовано, знаете ли. Чем больше мне лет, тем дороже я в этом отношении стою. Соревновательная часть нашего вида спорта — я имею в виду чемпионаты мира — это очень небольшой сегмент. Хайдайвинг появлялся как вызов, как приключение. Прыгать со скал в океан, с водопадов в узкие расщелины — вот что по-настоящему привлекает зрителя.
— До недавнего прошлого вы продолжали усложнять свои прыжки с 27-метровой вышки. Каково это в вашем возрасте?
— Сложно. В хайдайвинге нет всех тех страховочных приспособлений, что есть в бассейне. Нет лонж, нет воздушных подушек. Понятно, что мы отрабатываем все новые элементы в бассейне, тренируем прыжок по частям. Но рано или поздно всё равно приходится лезть на 27 метров и делать всё целиком. Это опасно в том плане, что если хоть что-то пойдет не так, ошибку очень сложно исправить. Соответственно резко вырастает риск получить травму. Собственно я перестал усложнять свои прыжки после 2012-го как раз потому, что травмировался. Потом долго восстанавливал все ощущения. После травм не всегда удается вернуться: у нас, знаете ли, не работает закон "пойди и сделай еще раз". Иногда после неудачного приземления и на ноги-то встать не можешь.
Когда прыгаю, закрываю глаза
— Хайдайвинг сложнее, чем классические прыжки с вышки?
— Я этого не сказал. Когда смотрю соревнования в бассейне, не всегда понимаю, как вообще можно уложить в десять метров те комбинации, которые сейчас на вышке делают парни. Да и на трамплине тоже.
— Не понимаю другого: как можно отработать в бассейне прыжок в пять оборотов вперед с полувинтом, который исполняет Стив Лобу? Или те же 2 оборота назад из передней стойки с четырьмя винтами, которые исполняете вы?
— Прыгун должен найти баланс между тем, что чувствует и что видит в воздухе, и, опираясь на это, выстраивать собственную программу. Ощущения-то схожие независимо от того, с какой высоты ты прыгаешь. Я бы даже сказал, что в хайдайвинге проще ориентироваться. Времени больше. По большому счету хайдайвер должен обладать идеальным раскрытием. То есть уметь остановить себя в воздухе и поставить вход в воду. Как раз это прекрасно отрабатывается в бассейне.
— Получается, хайдайвинг наименее опасен тем спортсменам, кто к отработанным в бассейне прыжкам просто добавляет пол-оборота, чтобы войти в воду ногами?
— Именно.
— Но ведь есть тот же Хант, тот же Лобу, тот же Артем Сильченко, которые постоянно рискуют, добавляют количество вращений, имеют "слепые" входы, не позволяющие увидеть поверхность воды заранее.
— Это реально опасно. Но если человек берет на себя такую ответственность, можно только поддержать его.
— Золотая медаль, которую вы завоевали в Барселоне, хоть в какой-то степени стала для вас особенной?
— Это был первый официальный чемпионат, первое признание, что мы не чокнутые экстремальщики, а спортсмены. Компания хорошая подобралась, к тому же участвовали все сильнейшие. То, что в прыжках в воду я стал не просто первым колумбийским медалистом чемпионата мира, но выиграл золото, дошло до меня значительно позже. Для Колумбии это имело колоссальное значение.
— В хайдайвинге есть спортсмены, которые неспособны видеть ориентиры, пока летят?
— Это я. Более того, даже не пытаюсь что-то увидеть — закрываю глаза. Мне вполне хватает мышечных ощущений и интуиции. Всегда, например, чувствую, где именно начинается поверхность воды — много раз прыгал в таких местах, где ее вообще не видно. Стив (Лобу), знаю, считает в воздухе и утверждает, что в зависимости от количества оборотов у него по-разному свистит в ушах. Но знаю, что большинство моих коллег ориентируется визуально. Просто здесь есть такая штука: когда мы соревнуемся в одном и том же бассейне, как сейчас, например, можно позволить себе ориентироваться на какие-то более низкие платформы. Но прыгать-то зачастую приходится в таких условиях, где ориентиры не всегда найдешь: со скал, с мостов, с крепостных стен и всё такое прочее.
— И вам, как понимаю, это нравится гораздо больше, чем прыгать с металлических конструкций.
— Ну, если честно, то да. Я вообще люблю природу: водопады, ветер, скалы, сплав по рекам, серфинг. Потому и живу на Гавайях. Для такого экстремала, как я, там всегда хорошая погода.
20 Метров Оставляет Шанс Ошибиться
— Помню один из турниров Мировой серии, который проводился в Ла-Рошель и был перенесен на день из-за сильнейшего ветра. Каково это — стоять на краю вышки на 27-метровой высоте, когда скорость ветра составляет более пятидесяти метров в секунду?
— Давайте я все-таки уточню: те соревнования были единственными на моей памяти, когда из-за погодных условий пришлось полностью менять формат соревнований. Хотя в принципе в хайдайвинге привыкаешь и к этому тоже — к тому, что внизу волны, и поверхность воды может как подняться на пару метров, так и опуститься. Понятно, что безопасность спортсменов ставится во главу угла, любая внезапно возникающая ситуация обсуждается специальным комитетом во главе с директором соревнований. Иногда переносятся тренировки или какие-то отдельные серии прыжков, но это в нашем виде спорта нормально.
— Насколько велика разница — войти в воду, прыгая с 20 метров или с 27?
— При идеальном входе в воду разницы почти нет, хотя сам по себе вход в воду с такой высоты то еще удовольствие. Но если делаешь ошибку, всё сразу меняется. Я бы сказал, что 20 метров оставляет прыгуну шанс ошибиться, 27 — нет.
— Зачем нужны водолазы на соревнованиях?
— Далеко не всегда вода бывает прозрачной. Случись что, четыре человека гарантированно достанут прыгуна из воды, даже ныряя вслепую. Были случаи, когда даже на удачных входах в воду люди теряли сознание.
— Как насчет выступления на Олимпийских играх?
— Это уже не для меня. Когда шли разговоры, что хайдайвинг может войти в олимпийскую программу в 2020-м, была такая мысль — потерпеть. Хотя бы для того, чтобы зафиксировать участие в этих соревнованиях представителя Колумбии. Но сейчас вопрос снят — в 2024-м мне будет 50. Так что однозначно нет. Я, может, на чей-то взгляд и сумасшедший, но точно не самоубийца. Лучше потратить время на то, чтобы передать свой опыт другим спортсменам. Планирую, кстати, поехать на Олимпийские игры в Париж как член техкома FINA. Так что ищите меня там в костюме и при галстуке.