Тренер российского фигуриста Сергея Воронова, которому на текущей неделе предстоит бороться за попадание в Финал Гран-при, Инна Гончаренко рассказала специальному корреспонденту агентства "Р-Спорт" Елене Вайцеховской о классическом балете, четверном риттбергере и о том, как сделать результат с человеком, на которого все давно махнули рукой.
- Инна, если бы меня попросили выбрать самый сенсационный прокат нынешней серии Гран-при, я бы, наверное, назвала недавнее выступление в Японии вашего ученика Сергея Воронова. Его победа хоть в какой-то степени вас удивила?
- Я свято верю в то, что если человек трудится, то рано или поздно отдача от этого труда обязательно будет. Сергей же пахал. Работал очень много, хорошо, осознанно, качественно, как говорится, без дураков. И очень много занимался хореографией.
- А что можно сделать в этом отношении с 30-летним спортсменом, который на протяжении многих лет давал повод говорить о себе, что абсолютно не хореографичен?
- Вот как ни смешно, самая обычная базовая классическая хореография у станка, если начинать ей монотонно и ежедневно заниматься, приносит очень большой эффект. Меняются движения, прорабатываются мелкие мышцы. У Сергея всегда были проблемы с коленными суставами, которые успели приобрести хроническую форму, хореография и в этом отношении ему помогла.
Россиянин Сергей Воронов победил на этапе Гран-при по фигурному катанию в Осаке >>>
- Хотите сказать, что сейчас колени Воронова не беспокоят?
- Воронов, как я заметила, даже начал прыгать проблемный для себя тройной лутц в каскаде.
- Мы просто работали над этим. Лутц, он такой, психологически сложный прыжок в сознании многих фигуристов.
- Почему?
- Может быть, потому, что за неправильное ребро стали всех наказывать. Раньше все-таки судили не так строго. Сергею мешало еще и то, что он всегда смотрел, куда едет, заходя на этот прыжок. Знаете, как бывает: человек делает какое-то движение, не замечая этого, по привычке. Посмотрел назад, повернул голову обратно, а рядом уже бортик.
- Получается, как за рулем: отвлекся на секунду, отправляя смс, и ты уже в кого-то въехал?
- Именно. Но раз тебе надо посмотреть назад, прежде чем прыгнуть, раз тебе неудобно, значит, что-то ты делаешь неправильно. К тому же раньше не было необходимости делать такое обилие разнообразных шагов в заходе на прыжок. Мы долго разбирались во всех этих вещах, и, когда разобрались, все стало значительно легче. Поэтому сейчас Сергей спокойно делает каскады с лутцем – это для него не сложнее, чем прыгать каскад с любым другим прыжком.
- Насколько реально для 30-летнего спортсмена выучить новый прыжок, и стоит ли перед вами такая задача?
- На мой взгляд, все абсолютно реально. Более того, Сергей очень неплохо делает четверной риттбергер. Этот прыжок у него один из любимых в "тройном" варианте и достаточно комфортный в "четверном". Просто пока он немного сырой. Все-таки четверные прыжки – это четверные прыжки, их надо довольно долго выкатывать, они достаточно травмоопасны. К тому же я не вижу необходимости во что бы то ни стало вставить четверной риттбергер в программу. У Сергея все еще существуют некоторые проблемы с коленями, поэтому мы очень аккуратно дозируем нагрузку.
Евгения Медведева: поблажек себе не даю, для отдыха сейчас самое неподходящее время. Интервью >>>
Очень редко кто-то из детей занимается фигурным катанием осознанно
- Когда вы брали Воронова в свою группу, подавляющее большинство ваших коллег вообще не понимало, зачем вам это нужно. Единственным разумным объяснением было то, что понадобился спарринг-партнер для Елены Радионовой.
- Нет, этого не предусматривалось. Лена, естественно, была на тот момент моим основным спортсменом, мы с ней обсуждали, что Сергей может присоединиться к группе, но о спарринге, о каком бы то ни было соперничестве не шло речи в принципе.
- Простите, но я не верю в абсолютный альтруизм профессиональных тренеров.
- И вы сказали да?
- А я считаю, что это правильно. Что человек должен осознанно работать, а не потому, что его кто-то привел на каток, заставил кататься и он просто привык к этому. Через меня ведь проходит очень много детей. Очень редко кто-то из них занимается фигурным катанием осознанно. В основном это родительское решение или стечение каких-то обстоятельств. Сергей же действительно любит кататься. Я считаю, что это дорогого стоит. Это совершенно другое фигурное катание, совершенно другая работа, и у нас другие взаимоотношения. К тому же я люблю вызов.
- Воронов однажды сказал, что ему постоянно нужен в спорте какой-то дополнительный ресурс для мотивации. И этот ресурс, похоже, он находит в смене тренеров. Поэтому и меняет их по тому же принципу, как неизлечимо больной человек меняет врача.
- Так дело-то не в желании сменить тренера, а именно в том, о чем вы сказали, – поиске мотивации. Сергей, возможно, искал подпитку извне, думал, что новый человек даст ему новый импульс для работы. У нас с ним на самом деле не все сразу сложилось. Он поначалу пытался настраивать себя на выступления через агрессию: иди и всех порви! Я же считаю, что человек должен искать мотивацию в собственной внутренней силе. Если у тебя этой силы нет, чужие слова "порви", "разорви", "размажь" - это просто смешно. Спортсмен же не собачка, чтобы его на соперника натравливали. Вот и Сергею я сказала: "Не надо быть бестолковой собачкой. Ты взрослый мужик, который должен быть просто профессионалом". Мы с ним много говорили об этом. И сейчас я вижу, что он реально ищет для себя мотивацию в каждом движении, которое старается сделать более четким, более выразительным. Он прекрасно чувствует зрителя. Вы не представляете, как японцы его принимали!
- Воронов ведь попал в непростую ситуацию, когда стало ясно, что в турнире не будет Юдзуру Ханю.
- И у других фигуристов тут же началась паника?
- Да, как обычно в таких ситуациях: как только рушится "очередь", в сознании многих спортсменов идет слом, истерика и суета.
- Но Воронов же этому не поддался?
- Возможно, как раз потому, что мы с ним ни с кем не боролись. У нас была конкретная цель: сделать два четверных прыжка, постараться не потерять уровни по вращениям, с куражом проехать дорожки. И я рада, что Сергей дважды с этим справился. Одно дело - мочь, и совсем другое - сделать, когда это надо.
- Когда все получилось в короткой программе, ваш ученик не занервничал от близости возможной победы и того, что появился шанс отобраться в Финал Гран-при?
- А как об этом не думать? Финал Гран-при – это дополнительные и не самые маленькие деньги. Для человека, который параллельно с тренировками зарабатывает подкатками, финансовый вопрос – это серьезный вопрос.
- То, что Воронову тяжело, с этим никто не спорит. Мы вообще никогда не тешим себя иллюзиями, что будет легко. Просто не было такого никогда. Есть ситуация - воспринимаешь ее как должное. В отношении подкаток я тоже исхожу из реальности: работать с детьми Воронов может только после тренировки, поскольку, если будет заниматься подкатками "до", сам не сможет кататься. В каких-то случаях я, естественно, стараюсь пойти навстречу - отпустить Сергея минут на 15 пораньше. Но тогда он должен как следует отпахать на тренировке. Если чувствует, что не успевает восстанавливаться, он честно мне об этом говорит, и я даю ему возможность подольше отдохнуть.
Все люди живут так, как хотят жить
- Что за проблема мешает вашему второму подопечному Максиму Ковтуну полноценно начать выступления в этом сезоне?
- Мы очень хорошо, очень спокойно вошли в работу, поставили удачные программы. Но в первый же день после возвращения из Новогорска в ЦСКА Максим травмировал ногу, что называется, на ровном месте: просто резко и не совсем удачно затормозил, и дала себя знать давнишняя травма голеностопа. Две недели Ковтун отдыхал, а когда снова вышел на лед, дала себя знать спина. Какой-то период мы реально могли тренироваться только один-два раза в неделю. Получается замкнутый круг. Для фигуриста Максим немаленького роста, у него "тугие" мышцы, которые без работы довольно быстро тяжелеют, и спортсмен как бы опускается на более низкий уровень. Потому что, когда болит спина, даже подкачиваться в зале не получается.
- Зачем тогда вы так стремились поехать с Ковтуном на американский этап Гран-при?
- Сейчас, когда прошло время и улеглись эмоции, не думаете, что уход из вашей группы Елены Радионовой можно было как-то предотвратить? Всегда же говорят, что, если между тренером и спортсменом случается конфликт, это всегда двусторонняя вина.
- Конфликта как такового не было. Я знала, что Лена собирается уйти. Просто в какой-то момент поняла, что поменять что-то уже невозможно. И, по всей видимости, не нужно: пусть человек идет своим путем. Когда она проживет определенный этап в жизни, возможно, по-другому посмотрит на всю эту историю. А возможно, и нет.
- Но ведь для вас это все равно больная тема?
- Лена, по сути, была моим ребенком. Я как тренер шла с ней вместе, тоже поднимаясь с самого низа, с ее детства, и до того уровня, когда та же Женя Медведева говорила: "Я хочу кататься как Лена Радионова". Многие тренеры признавались, что мы были для них ориентиром: когда порой им казалось, что пробиться в тренерскую когорту великих, стоящих много лет у бортика, невозможно, то, глядя на нас, они снова начинали в это верить. Понятно, что я тоже имела отношение к тому, что в определенный момент развития между нами что-то пошло не так, просто давно поняла: все люди живут так, как хотят жить.
Надо срочно собрать чемоданчик
- Не так давно я разговаривала с Татьяной Анатольевной Тарасовой о том, как некрасиво фактически в момент своего олимпийского триумфа от нее уходил Илья Кулик. А недавно позвонил ей со словами: "Никогда в жизни не поверил бы, что пройдут годы и я буду вспоминать вас с благодарностью каждый день". А вы ждете благодарности от учеников?
- Нет, не жду. У меня нет иллюзий на этот счет. В нашем виде спорта все идет, как ни крути, с семьи, от родителей. Родители постоянно общаются друг с другом и многое знают лучше, чем даже мы. Так всегда было и, наверное, будет. И решают все родители. Я от одной мамы как-то услышала фразу, когда ее спросили, почему они ушли от тренера: "У него нет нужного нам ресурса". Получается, что люди сначала ищут ресурсы, потом – возможность этими ресурсами не делиться. Это деньги, бесплатные сборы за границей, возможность получать зарплату в нескольких местах, пошив супердорогих костюмов у супердорогих дизайнеров и так далее и тому подобное. То есть идет такая спираль всеобщего развития в этом направлении, и смотреть на это можно только с юмором и философски. В принципе даже упрекнуть за это нельзя. Но тогда встает вопрос, что самым незащищенным звеном в этой цепочке является тренер.
Этим вопросом рано или поздно все равно придется заниматься. Меня как-то спросили, почему в России произошел такой всплеск в женском катании? Я ответила, что благодаря тренерам. С той же Этери Тутберидзе мы, бог знает сколько лет назад, начинали работать вместе, даже тренировочные сборы вместе проводили. Потом появились Аня Царева, Света Панова. Если их сейчас "загасить" тем, что от них в поисках более выгодных "ресурсов" будут уходить спортсмены, кто-то ведь может и пересмотреть свои взгляды на работу. Мне, возможно, их уже поздно пересматривать, а те, кто моложе, вполне могут предпочесть уехать в Америку, где за свою работу они хотя бы будут получать нормальные деньги. И кто упрекнет их в этом?
- Татьяна Данченко, чьи синхронистки завоевывали золотые медали на четырех последних Олимпиадах подряд, как-то сказала, что каждый раз, когда ее девочки что-то выигрывают, на следующее утро просыпается в депрессии. Потому что понимает: если спортсменок после побед носят на руках и осыпают подарками, то о тренере не вспоминает вообще никто.
- Что могу сказать? Она права…
