Российская фигуристка Виктория Синицина в своем первом сольном, большом и откровенном интервью корреспонденту РИА Новости Анатолию Самохвалову раскрывает всю психологию их с Никитой Кацалаповым танцевальной пары. Слезы, страсть, боль, кровь и любовь в истории скромной малолетки, выросшей в хищницу с толикой стервозности.
Меня всегда считали малолеткой
- Вика, у вас же от стервы нет ничего?
- Внешность обманчива. Даже тихий ангелочек может таить в себе чертенка. Я не стерва, но она из меня иногда выскакивает, когда во мне злость или плохое настроение. И это нормально, потому что стервозность цепляет людей. Она помогает справляться с трудностями.
- Часто психовали со словами "ну почему я не такая! Хочу быть ей"?
- Было. В своей основе я мягкий человек, которому сложно сказать четкое, резкое, громкое "Нет!". Что для реальной стервы не составит и труда. Я всегда вместо отказа сглаживала ситуацию или молчала.
- И когда же состоялось это первое жесткое "нет!"?
- Надо вспомнить.
- Или оно только в будущем?
- Нет, было уже в моем исполнении ясное "нет!". Но события нужно воспроизвести поэтапно. Во-первых, я очень поменялась, когда встала в пару с Никитой. Когда я приехала в первый отпуск домой из Америки, родители меня во многом не узнали. Потому что в детройтской работе с Мариной (Зуевой - первым тренером пары Синицина/Кацалапов – прим. РИА Новости) я стала искать себя. Копалась в своем характере и понимала, что должна становиться совершенно другой, чем я есть. Родители смотрели на меня и говорили в лицо: "Что-то в тебе изменилось". Они почти двадцать лет видели меня каждый день, а потом встретили только спустя полгода. И они, естественно, улавливали каждую мелочь. А если по-крупному, то у меня появился стержень. На катке у Марины я научилась стоять за себя. И я размышляла, что мне все-таки нужно – стервозность или просто уверенность? Я думала, что мне подойдет больше. А как вы считаете?
- Сейчас поймем. Мама и папа радовались дочери, которая заговорила с американским акцентом, или они хотели видеть прежнюю Вику?
- По-английски я говорила только пару раз в московских магазинах, бросая на кассе thank you вместо "спасибо". Чисто машинально.
- Thank you и sorry потрясающе удобны быстротой звучания.
- Я тоже так считаю. А родители… У нас такая семья, где мой выбор всегда ценился. Помню, в школе я была на домашнем обучении. Из-за спорта. После каждой тренировки садилась за стол, брала ручку и засыпала на тетрадке. Вырубалась. Папа у меня вспыльчивый, ему было тяжело терпеть мою вечернюю тягу к знаниям. Бывало, что перехватывал у меня ручку, чтобы что-то объяснить, и ломал ее о бумагу. Но в итоге я все экзамены сдавала вовремя, и ни разу мои родители не угрожали увести меня из фигурного катания. Когда я впервые приехала из Детройта, они увидели свою дочь повзрослевшей, а я, как и прежде, убедилась, что они доверяют мне, давая понять, что я все делаю правильно. При этом я сама спрашиваю их мнение, которое идет порой вразрез с моим, но я все равно сделаю все по-своему.
- Какова была особенность вашего американского стресса? Это был пылающий котел?
- Не котел. Я была 18-летней девочкой, которая выглядела еще моложе. Меня ведь всегда считали какой-то малолеткой. Я росла правильным и спокойным ребенком, поменяла как минимум четыре школы. После пятого класса я в основном училась экстерном. Шла на уроки, и у меня спрашивали: "Девочка, ты куда?" Иду в свой 9-й класс, а выгляжу на 6-й. Захожу, а там мои бородатые одноклассники. И девчонки физически развитые внешне, не такие как я, неизвестная им спортсменка. "Эй, ты точно в тот класс зашла?", - спрашивают. А потом: "А, это ты та самая Вика Синицина?". И вот мне восемнадцать, и эта девочка вдруг все поменяла в жизни – партнера, тренера, место жительства. Первые полгода в Америке я была на грани того, чтобы закрыться от мира. Этого не произошло, но я была сильно в себе. Из-за поиска нужного характера. Я уехала одна, без мамы и папы, к незнакомым людям, у которых мне предстояло жить, к незнакомому тренеру, с малознакомым партнером. Я Никиту знала, но близко с ним никогда не общалась.
На тот момент я сделала свой выбор, после чего поняла: а выбора больше и нет. Надо взрослеть, надо все решать за себя, надо наконец готовить себе еду, убираться. Родители любят меня, и до того у меня были лишь две заботы – учиться и кататься. В Детройте у меня появилась забота жить. Я бы не назвала это выживанием, но мне было непривычно форсировано становиться взрослым человеком.
- В чем пришлось наступить себе на горло?
- Кушать. Надо было с этим заканчивать.
- А в паре с Русланом Жиганшиным вы торты каждый день ели?
- Нет, дело в другом. В Америке абсолютно другая еда. Я питалась так же, как и в Москве, но сразу заметила, что поправиться там можно даже от святого духа. Еще я менялась физически, по-женски. Чуть-чуть что-то проглотила, и вес сразу как рванет вверх! Марина меня постоянно ставила на весы, в меня вселился страх перед ними. Перед взвешиванием я снимала все заколки, резинки, цепочки, в туалет бежала, чтобы, не дай бог, лишнего грамма не проявилось. Я плакала. Но я безумно хотела кататься. Мне во что бы то ни стало нужно было держать себя в форме. Я переступила через себя благодаря Марине.
Когда заканчивалась ледовая тренировка и наступал вечер, я надевала штаны, три кофты, а раз в неделю еще и обматывала себя пленкой, и час непрерывно бежала. Устраивала себе жесткую сушку.
- Пленка – это ведь страшно для сердца.
- Да, я делала так всего раз в неделю, но она мне очень помогала.
- Зуева не ругалась?
- Я ей не говорила об этом. Она мне поставила задачу: вот столько будешь весить – приходи. Марина такой тренер, которая не будет церемониться со спортсменом. Поняла я это не сразу.
- Сразу до вас не дошло?
- Я пыталась. Сидела на одной диете, на другой, на третьей, потом стала есть один рис. Потом я просто свихнулась на этой теме, став взвешиваться по четыре раза на дню. Это ненормально для человека. Слава богу, голова на плечах у меня есть, и до реальных проблем я не дошла. Вскоре исключила многие продукты и начала питаться чуть по-другому.
- Что вообще никогда нельзя есть?
- Первое, от чего я отказалась, это от фразы, которую вы только что произнесли – "никогда нельзя есть". Эти слова убивают меня, от них я хочу есть еще больше. Об этом "никогда" и думать нельзя. Марина мне говорила так: "Хочешь картошку фри? Съешь одну палочку. Хочешь шоколад? Отломи квадратик и съешь". Если что-то запретить навеки, у меня будет срыв. На самом деле я не ограничила себя кардинально в чем-то, просто стала питаться редко и понемножку.
- Какая Зуева в гневе? Я ее знаю только улыбчивой. Даже когда я злил ее, она улыбалась.
- (Смеется) Видимо, такая она и есть в гневе. На самом деле Марина – психолог, и в порыве ярости я ее никогда не видела. Она умеет сказать спокойно так, что человек остолбенеет. Марина знает, как бить в точку.
Жиганшин был мне как брат, но я его обидела
- С какими чувствами вы ехали на чемпионат мира 2014 года в Сайтаму?
- Как на обычные соревнования. Катя с Димой (Боброва/Соловьев) снялись, выступали две наши пары (Виктория Синицина/Руслан Жиганшин и Елена Ильиных/Никита Кацалапов – прим. РИА Новости). У меня в голове было только одно – сохранить три квоты российских танцев на следующих сезон.
- Я о другом. Во время этого чемпионата появилась информация, что вы с Кацалаповым уходите от своих партнеров и образуете новую пару.
- А что делать? Но спортсмены должны уметь абстрагироваться на соревнованиях. Дело в том, что до чемпионата мира у нас был разговор с Никитой, но во время турнира мы еще не приняли никакого решения. Идея встать в пару стала нашим общим риском. Но идея эта появилась окончательно только после чемпионата в Сайтаме. Я мысленно смогла отвлечься от ситуации со сторонними домыслами и зайти в свой мысленный шар. Понимала: мой партнер – Руслан, и я должна сделать свое дело.
- На такой общий риск люди ведь могут идти, когда влюбляются.
- Нет, никакой влюбленности у нас с Никитой не было. Мы просто рискнули. Мы же спортсмены, мы crazy.
- Кто об этом сказал вашим с Жиганшиным тренерам – Елене Кустаровой и Светлане Алексеевой?
- Я пришла к ним со своей мамой и сказала. Одна я боялась это сделать. Все-таки маленькая еще девочка была. А Кустарова с Алексеевой меня вырастили. Но вскоре я была на сто процентов уверена, что хочу такого поворота в жизни.
- Вы не верили в Руслана?
- Нет, я так не могу сказать. Руслана я знаю давно и очень его уважаю. Он был мне как брат. С девяти до восемнадцати лет мы с ним катались. Естественно, своим поступком я его обидела.
- С Жиганшиным вы не делились личными мыслями по поводу будущего?
- Нет, а зачем? Это были лишь мысли – мои личные мысли. И ничего большего. Повторяю: без какого-либо решения. Если честно, на чемпионате мира я была реально одна. В себе.
- Но после того как слух о распаде двух пар просочился в прессу, вы с Русланом как-то объяснились?
- Нет, внешне он даже не подал вида, и я ему очень благодарна за то, что он не начал выяснения. Он сконцентрировался и, так же как и я, просто отработал чемпионат мира.
- Чего вы больше боялись - сильного давления со стороны тренеров, руководства федерации, общественности или элементарно не оправдать надежд? "Маленькая девочка" и сам Кацалапов – олимпийский чемпион и талантливейший фигурист.
- Конечно, я боялась того напряжения со стороны. Многие не поддерживали этого решения. Действительно, очень тяжелые были те полгода в Америке, месяца три я даже в соцсети не заходила. Общалась с родителями, гуляла по Детройту, дышала воздухом, работала, тренировалась. Но я знала, на что иду. Знала, что мне придется работать в десять раз больше Никиты, чтобы быть с ним в паре. Если он делал в два раза больше, чем обычно, я делала в двадцать раз больше.
- Сейчас вы догнали Кацалапова по уровню?
- Я считаю, что да. Мне правда трудно что-то выполнить сразу, но с десятого захода я сделаю. И меня не задевало то, что Никите дано овладеть моментально, а мне нужен набор попыток. Я всегда убеждена, что после десятка проб у меня обязательно все получится, и я точно совпаду с ним в любом движении. Такая я в жизни, такая и в спорте. Кто-то передохнет, ковыряя в носу, а мне надо всегда работать, катаясь на этих двух железках.
- Понятно. Черт с этими соцсетями, там всегда будут проклинать. А по телефону в 2014-м вам кто-нибудь звонил со словами "девочка, куда ты лезешь?"
- Нет. Я очень рада, что многие люди и в министерстве спорта, и в федерации нас в итоге поддержали. Это правда, за что мы с Никитой им очень сильно благодарны. Сначала мы всех шокировали, конечно. Нам говорили: "Ребят, обдумайте все еще десять раз". Но после мы ощутили, что они за нас.
- Президент Федерации фигурного катания на коньках России Александр Горшков рассказывал, что неоднократно пытался переубедить Кацалапова не рушить прежнюю пару.
- Значит, так и было.
- С Ильиных у вас лично не было разговора?
- Нет.
- Из-за этого вашего хода сейчас мы можем говорить, что российские танцы исчезли из фаворитов как минимум на один олимпийский цикл.
- Ну вы нас не обвиняйте! Это произошло абсолютно не из-за нас!
- Соглашусь. Все-таки Боброва и Соловьев слишком много пропускали чемпионатов мира по разным причинам.
- У нас в фигурном катании всегда за подъемом следует провал. Так было всю жизнь. А в танцах все еще сложнее, чем в других видах. Очень редко, кто выстреливает в нашем виде. Как, например, Габриэлла Пападакис и Гийом Сизерон. Я соревновалась с ними с младенчества и видела, как они очень долго стояли за десятыми местами. Но в определенный момент они нашли своё, поняли, куда им нужно бить, и достигли успеха. А русские пары не надо списывать, они всегда будут конкурировать.
- Я люблю вашу пару, по ледовой красоте вы для меня третьи после известных двух.
- В нашем виде медалистов выбирают не за красоту.
- Жулин очень хотел поехать на Олимпийские игры в Пхенчхан с двумя парами, включая вашу. Если бы вы все-таки пробились в Южную Корею, как считаете, был ли разумный, пускай даже теоретический шанс на медали?
- В прошлом сезоне это было сделать сложно. Мы не берем два первых места, с ними все предельно понятно, с третьего по десятое – все пары хорошие и примерно одинаковые по уровню.
- Фантазируем. Вы среди тех, кто с третьего по десятое. Катаете обе программы на отлично, все детали – максимального четвертого уровня. Бронза была бы возможна или нет ни при каких обстоятельствах?
- Не фантазируйте! В танцах важна стабильность от старта к старту. Танцы – не хоккей вам. У нас важна ступень. Докажешь и покажешь, что ты можешь по ним взбираться, тогда тебя будут, что называется, ставить. К сожалению, у нас такой вид спорта.
Послать все к чертовой матери? Хотелось
- Кстати, а когда же вы впервые сказали то самое "нет!"? И кому?
- Вы спрашиваете, а у меня в мыслях мое первое взрослое "да". Сказала я его Никите, и мы встали в пару. Это было чисто ну прям мое решение, и ничье больше. Первое "нет" состоялось в Америке. А точное место, время и обстоятельства не помню. Может, на льду у меня что-то не получалось, и мы хотели от этого отказаться, но я всем сказала: "нет, я сделаю". Выдержка у меня с детского сада. Там я подкармливала из ложки ровесников, которые не хотели обедать.
- Конфликты с Никитой возникали на той почве, что ему надоедало ждать вашу десятую попытку?
- Да не было никаких конфликтов - простая притирка. В работе мы ворчим друг на друга, как и все другие люди. В этом вся фишка, но таким образом мы искали комфорт, переступая через себя.
- Комфорт?
- Для партнера. Чтобы в нужный момент он помог тебе.
- Вы всегда сохраняли такую рассудительность, или были моменты, когда хотелось послать все к чертовой матери?
- Честно – были. Но каждый раз я возвращалась к тому, что хочу кататься и побеждать. Чувство, когда тебе вешают медаль на шею, очень заманчиво. Я хочу стоять на пьедестале и с открытой душой петь гимн России.
- А гимн России вы могли спеть только с Кацалаповым. Так?
- Да. Именно так я и рассуждала.
- Что все-таки случилось на катке в американском Кэнтоне, после чего вы вынуждены были вернуться в Россию?
- Ничего собственно не произошло. Я не хочу сейчас об этом говорить.
- Никита вас ударил?
- Нет, рукоприкладства не было.
- Почему все-таки уехали?
- Мы сами ощущали, что нам очень тяжело работать в Америке чисто в финансовом плане. Взлетел курс доллара, и жить стало намного труднее. Нам выделяли определенные деньги на тренировки, но жили мы на свои. Мы пришли к выводу, что нам нужно возвращаться. Хотя тренироваться и жить там было классно. Кэнтон – такая деревушечка. Тихо, спокойно. Выходишь на полянку, там Бемби бегает с попкой белой, зайчик выскочит, белочки по деревьям скачут. Погода всегда хорошая. Особенно зимой: выхожу из дома и дверь еле открываю. Снега по пояс. Но за все надо платить.
- А вы не пришли к мысли, что у Марины Олеговны все хорошо и профессионально, но она не волшебница, и эффективно работать можно и в России?
- В России тоже можно стать чемпионами, но в Марине волшебство все же есть. И в Олеге Эпштейне, и в Джонни Джонсе, и в хореографе Алене. Все они понимали, что Синицина/Кацалапов – это чистый лист. Особенно они помогали мне, потому что я не знала английского и была не такой именитой, как Никита. А Никите Марина звонила в десять утра в выходной с вопросом: "Никита, ты что, спишь?". Изначально мы поехали к ней, потому что у нас в стране было попросту не к кому идти, а у Марины – золото и серебро двух последних Олимпиад. Я счастлива, что в моей карьере был этот период. Так же, как я счастлива работать с Жулиным.
- В России традиционно понимание, что будь то Марина Зуева или Игорь Шпильбанд, они работают прежде всего на свои американские пары, а россиянам – вам или Ильиных/Жиганшину, уделялось времени куда меньше.
- Я не согласна с этим. У нас в Кэнтоне точно такого не было. Выходили Майя с Алексом Шибутани, мы смотрели друг на друга и соревновались. Как соревновались с Катей и Димой у Саши (Жулина). У Марины четкий график: два часа – мы, два – Шибутани, два – еще кто-то. Если ты сам хочешь заниматься с ней пятнадцать минут вместо двух часов, твое право.
Мы с Никитой или вместе, или никак
- Когда между вами с Никитой возникла симпатия?
- Она возникает сразу, как только ты видишь человека. Был сложный период. Мы начали больше общаться. Первый год мы с ним ехали в машине и не знали, что сказать. А спустя его мы молчали, потому что уже стали понимать друг друга без слов.
- Если, не дай бог, кто-то из вас не сможет соревноваться дальше, другой заканчивает карьеру?
- Я думаю, что да. Не дай бог.
- Типун мне на язык.
- Думаю, что мы или вместе, или никак.
- Помню первые показательные Синициной/Кацалапова и общественный фон вокруг него: все понятно, она не тянет!
- Нам как паре в спортивном смысле было всего два месяца.
- Вы чувствовали пренебрежительное отношение к себе?
- Чувствовала, но талдычила себе, что у меня еще работы непочатый край. Два месяца – это ничто. Тесса со Скоттом (Вирчу/Мойр – трехкратные олимпийские чемпионы из Канады – прим. РИА Новости) двадцать лет вместе катаются. А тогда я хотела показать людям, что проделала огромную работу над собой, которой сама я была удовлетворена. Федерация признала, что сдвиг есть, надо идти дальше. А через год у нас были прокаты в Сочи, куда Никита приехал со стрессовым переломом в стопе, как у Жени Медведевой. Мы рано поставили программы, успели даже выступить в Америке на закрытых соревнованиях, после которых у Никиты очень сильно заболела нога. Сделал МРТ - и на тренировку. Сидит, завязывает ботинок, заходит Марина со снимком и говорит ему: "Всё, езжай и надевай сапог. На лед не выходишь". Месяца два он ходил в сапоге, сделанном по заказу. И я стала тренироваться одна. Прямо на сборах в Сочи. Федерация, Тарасова и все остальные смотрели, как я в одиночку танцую вальс "Лебединое озеро" и произвольную под Бочелли. Татьяна Анатольевна подходит и говорит: "А ты не хочешь на самих прокатах перед зрителями проехать одна?". "Нет, Татьяна Анатольевна, спасибо, я не хочу", - ответила. Я лучше на трибуне посижу с Никитой.
- Это предложение было сделано на полном серьезе?
- Я поняла, что да. И это был тоже результат Марины, которая говорила: "Научишься катать программы одна, в паре будет намного легче". Если партнерша умеет проехать самую неудобную дорожку без партнера, на соревнованиях они эту программу исполнят как от нечего делать.
- Тогда и двойной аксель надо было бы прыгнуть.
- Последний свой дупель я сделала тринадцать лет назад с приземлением на лицо. Мои губы затмили щеки, и я стала бояться прыгать. Набирала ход и останавливалась. Так я ушла из одиночного катания. Не переборола себя. Мой очень хороший тренер Юлия Владимировна Лебедева, видя мои мытарства, сказала: "Вика, у тебя высокий рост, длинные руки, длинные ноги. Ты чистая танцорша! Попробуй". Выгонять она меня не стала, но рекомендовала: "Ты сходи туда…" Туда – это к Ирине Лобачевой и Илье Авербуху. Сходила и больше не вернулась. Ирина с Ильей и стали моими первыми тренерами в танцах на льду, только вместо соревнований они доверили мне лишь номер на… новогодней елке. Моей главной задачей было за двадцать секунд полностью переодеться. Там я выступала с Русланом Жиганшиным. Я играла Олю, он – Колю из одноименной сказки. Родители сшили нам такие костюмы на липучках, которые можно было одним движением сбросить с себя. Мы выходили на лед, он мне кричал "Оля-я-я-я-я!", а я ему "Кол-я-я-я-я!". Но танцы мне сразу понравились. Я даже пару недель еще походила в свою группу одиночников и всем девочкам рассказывала, как классно, когда тебя ставят в пару с мальчиком и ты держишь его за ручку. Танцы вселили в меня странное ощущение, которым я делилась с приятельницами. Девять лет мне было…
- На кого вы смотрели восхищенными глазами?
- На стадионе "Юных пионеров" я каталась с Ирой Слуцкой. Ходила и заглядывала на ее тренировки. Потом меня взял к себе легендарный Игорь Сергеевич Русаков, у которого занимался Илья Климкин. Первое настоящее счастье ко мне пришло, когда Климкин научил меня своему фирменному кораблику - кантилеверу. На Новый год я, восьмилетняя девчонка, написала Илье письмо с поздравлениями. Но не отправила. Оно, начирканное с ошибками, до сих пор хранится дома. А кораблик Климкина с тех времен я не утратила и сейчас его спокойно сделаю.
Маленькая девочка со взглядом тигрицы
- Какую эмоцию из вас выбивали все ваши тренеры?
- Злость.
- Почему?
- С моей внешностью тяжело ее выдать. Марина мне подобрала психолога, которая говорила: "Покажи тигра!". У меня ничего не вышло. Я сидела каждый день перед зеркалом и рычала. Искала этого хищника в себе. Психолог поехала с нами на сборы в Кисловодск, много разговаривала со мной и оттуда я уже прилетела другой. Злость во мне проснулась. И во взгляде, и в работе.
- Свое четкое "да!" к тому моменту вы уже заявили?
- Заявила, но я постоянно слышала от других то самое "не справишься". И порой сама себе задавала вопрос: "А вдруг не справлюсь?". Я обсуждала эти темы с психологом, и она мне помогла отбросить ненужные сомнения. Я наконец обрела этот кошачий взгляд, который хорош и для жизни. Теперь у меня есть вера в себя и никакого стеснения.
- На что сейчас способна Виктория Синицина в отличие от "маленькой девочки", которая писала письмо с ошибками?
- Сказать любому то, что думаю, в лицо. Раньше стеснялась.
- Послать на три буквы?
- Например.
- Приходилось?
- Да. Захожу в магазин, двое мужчин провожают меня взглядом. На пороге ускорилась. Выхожу – стоят. До дома мне нужно пройти пешеходный переход и двор. Эти двое выпившие, на бомжей похожи. Чувствую, один идет за мной. Ускоряюсь – он тоже. Чую, подходит совсем близко, я разворачиваюсь и замахиваюсь на него стеклянной бутылкой "Боржоми" с неконтролируемой руганью. От жуткого страха. А он: "Мелочь дай". Таким сиплым голосом. Послала хорошенько его. Кстати, без трех букв. Ушел с миром.
- В апреле 2016 года Жулин, еще не будучи тренером Синициной/Кацалапова, сказал мне о вашей паре следующее: "Я это называю программой "Из жизни голубей". Вроде влюблены, но настолько сладко всё, что становится приторно… У любви несколько этапов и граней. Зарождение, встреча у кинотеатра, конфетно-букетный период, секс, конфликт. А тут они встретились с цветочками у кинотеатра, программа закончилась, а они так же с этими цветочками у кинотеатра стоят".
- Мне кажется, сейчас его мнение поменялось. Первый год – да, мы такими и были. Даже первые два. Я не была тигрицей в восемнадцать лет. Кто-то уже в шестнадцать может вести себя как зрелая девушка, но эта история не про меня. Меня воспитали по-другому. Конечно, некоторым я не нравилась из-за того, что я не могла дать на льду столько страсти, сколько давала Лена Ильиных в паре с Никитой. Но это было давно. Сегодня Саша нам говорит: "Между вами эмоций всегда достаточно".
- Я всегда поражался Ксении Столбовой, которая выражала такую подлинную страсть в паре с Федором Климовым, не испытывая любовных чувств к партнеру.
- Не каждая Джульетта любит своего Ромео на сцене. Но исполняет любовь. А у Ксюхи такой взгляд, что она любого может убить наповал. Для нее это вообще не проблема.
Пофигу на все, я должна довезти его
- Последний чемпионат России. Произвольная. Никита держится за ногу, вы не отрываете от него взгляд и как будто приговариваете: "Ну ты чего, поехали". Показалось, что вы и сами не поверили, что у него травма.
- Поверила, потому что я прекрасно знала, в каком состоянии он выходил на лед. Все началось на пятиминутной разминке. На поддержке он стал меня перекидывать и подвернул ногу. Никиту я чувствую до такой степени, что могу понять его, просто взяв за руку. Он встряхнул коньком, я держу его ладонь, смотрю на него, а наступить он не может. "Что случилось?", - говорю. Он мне: "Постой, тихо, не спеши". А потом: "Не могу наступить". Я смогла только задать Никите один вопрос: "Сможешь?". Он ответил: "Да". Но жестом дал понять, чтоб я его не трогала. Я кивнула, а сама уже ставила себе задачу: "Пофигу на все, я должна его довезти до конца программы".
- Смелость?
- Страх. Я боялась сама и видела его испуганные глаза. Вижу, что он хромает и терпит ужасную боль, но не выйти на лед мы не можем.
Мы встаем в начальную позу, первые звуки второго концерта Рахманинова зазвучали, я поехала с какой-то невиданной доселе мне энергией. Добрались в отличном темпе до дорожки шагов, а в ней надо давить коньком лед, закладывая ребра. Остается три элемента, и он останавливается с одним единственным словом: "Всё". Мы подъехали к рефери и заявили о снятии. Жулин был в шоке, но ему нужно было выводить Катю с Димой.
Тогда я вспомнила себя на одном из Гран-при прошлого. Мне с утра распороли ногу, к обеду ее зашили, а к вечеру я уже выступала. Во время проката мои глаза были в слезах, а внутри ботинка хлюпала кровь. Но это обычное дело для фигуриста. Вспомните Женьку Тарасову на чемпионате мира в Хельсинки. На чемпионате России в Санкт-Петербурге я должна была поддержать Никиту. Каток я в тот день покинула в два часа ночи из-за допинг-контроля, а Никита в это время был уже в больнице вместе с шапероном и доктором. Тяжелый декабрь, тяжелый год. Но первого января мы календарь перевернули и пошли дальше.
