В ноябре стало известно, что олимпийская чемпионка Сочи по фигурному катанию в командных соревнованиях россиянка Юлия Липницкая продолжит подготовку под руководством Алексея Урманова. По этому случаю SportStories вспоминает интервью специалиста нашему агентству в 2014 году, в котором он рассуждает о важности денег и страха в фигурном катании, а также говорит о своей роли в становлении прославленного тренера Алексея Николаевича Мишина.
- Алексей, первый вопрос лежит в чисто теоретической плоскости. Возникала ли у вас мысль оценить свой победный олимпийский прокат по новой системе судейства? Ведь всегда интересно сравнить то, что было в прошлом, с тем, что есть сейчас. Например, с рекордными выступлениями Патрика Чана, которые он показал в этом сезоне?
- Нет, у меня даже мысли такой никогда не было, но сейчас вы мне дали эту идею, и ее можно легко реализовать – это, в общем-то, несложно и не займет много времени. Но посчитать эти баллы можно только для себя. А вот говорить что-то вроде: "Иван Иванович Иванов, катаясь 20 лет назад, не набирал и половины того, что набирают сегодня" грубо, некорректно и просто неправильно.
- Возможно это сделать корректно с учетом изменений в правилах и наборе элементов?
- Адекватную сравнительную картину мы не получим. Прыжки были и тогда прыжками, но требования к вращениям были совсем другими, не такими, как сейчас. И поэтому не исключено, что 90% вращений и дорожек шагов не только у меня, но и у других окажутся, допустим, первого уровня. Соответственно, это будут совсем другие баллы, не те, которые сейчас можно получить за четвертый. Естественно, мужское фигурное катание продвинулось вперед. Кто-нибудь прыгнул два четверных прыжка на Олимпийских играх в 1994 году? Никто. Пытались? Не пытались. И я спокойно говорю о том, что мы продвинулись вперед, потому что это нормально, я в этом не вижу ничего страшного.
- В те годы у вас было представление, куда двинется фигурное катание? Ведь тогда на полном серьезе говорили о прыжках в пять оборотов, но никто не задумывался о прогрессе в других элементах.
- Я прекрасно понимал, что четверные прыжки будут продолжаться. Но, естественно, тогда никто и предположить не мог, что в ближайшие десять лет поменяется система судейства. Произошло бы усовершенствование многооборотных прыжков, мы уже не узнаем, потому что не можем сказать, что было, если бы не поменялась система. Вдруг мы на самом деле видели бы исполнение акселя в четыре с половиной оборота? Могли бы чисто теоретически? Наверное, могли бы. Но практически мы имеем другое. Могло ли повлиять то, что мы стали уделять больше внимания вращениям и дорожкам, на отсутствие сейчас у кого-либо из фигуристов акселя в четыре с половиной оборота? Наверное, могло. Но на 100% мы этого не скажем – это только наши рассуждения.
- Есть много версий по поводу того, кто официально является первым человеком, исполнившим четверной тулуп. По одной из них это вы. Какие были ощущения, когда это удалось сделать – наверное, как в космос слетали?
- Если бы я бывал в космосе, то мог бы сказать, сравнимо это или нет. А так это были ощущения спортсмена, который выучил ультрасложный элемент и смог показать его на соревнованиях.
- В те годы исполнение четверного прыжка могло гарантировать победу?
- Нет – точно так же, как не гарантирует это победу и сейчас. Несмотря на изменение системы судейства, фигурное катание никто не отменял. Это всегда был спорт с искусством, и тогда мы также старались сделать хорошие, красивые и интересные программы. Плюс сегодня для мужчин-одиночников тройные прыжки вообще не представляют никакой сложности, сильнейшие выполняют тройной лутц, тройной флип, тройной риттбергер и даже каскады из двух тройных прыжков всегда и в любую погоду. А двадцать с небольшим лет назад на этих элементах люди иногда ошибались. Прыгнуть четверной было ультрасильно, но нужно было выполнить и другие не менее сложные элементы.
- Алексей Николаевич Мишин любит вспоминать, что, когда он был совсем маленький, он буквально въехал в фигурное катание, цепляясь за грузовики и катаясь таким образом по обледеневшим улицам. У вас в детстве была история, после которой вы стали фигуристом?
- У меня такой сногсшибательной истории, как у Алексея Николаевича, нет. Все было очень обыденно. Привели заниматься, мальчишка покатался, и ему понравилось. Но я всегда говорю, что просто так понравиться не может. Моим самым первым тренером был Генрих Михайлович, его фамилию, к сожалению, я не помню, а потом, через полгода-год - Нина Николаевна Монахова. Они были положительные, очень любящие то, что они делают, и очень внимательные к детям люди. Поэтому они и нам прививали эту любовь. Я думаю, это был немаловажный фактор.
- Первые ощущения от выхода на лед помните? Многие фигуристы рассказывают, как поначалу постоянно падали носом вниз…
- Носом вниз не падал. Я падал с велосипеда на голову (смеется). Я не припоминаю, чтобы очень сильно падал с коньков, я более-менее уверенно держался на льду. Вспоминаю другое: свои первые шаги в фигурном катании, как это ни странно прозвучит, я делал в церквушке на Васильевском острове. В то время там, на набережной Лейтенанта Шмидта, был каток. Сейчас это действующая церковь. Там я покатался недолго, потом перешел в "Юбилейный". И второй запоминающийся момент такой: когда меня вели в "Юбилейный", я испугался масштаба этого сооружения, все-таки для четырехлетнего пацана после церквушки это был резкий контраст. И поэтому со мной случилась истерика. Я говорил маме: "Зачем ты меня сюда притащила?! Я не хочу! Пошли домой!". Но в итоге и мама, и Нина Николаевна нашли те правильные ключики, чтобы пацан покатался и почувствовал, что все хорошо.
- Какие первые впечатления оставил Алексей Николаевич Мишин?
- Он с очень хорошим чувством юмора, он умный, в меру строгий и в меру добрый. Он очень любит своих учеников, с которыми работает, но в то же время требовательный. Никогда не бросит и обязательно всегда рядом, если что-то случается. Я не побоюсь сказать, что вместе со мной происходило и его становление как тренера, думаю, что если он когда-нибудь прочтет это интервью, то согласится со мной.
- Мишин знаменит своими научными методами. С вами он тоже практиковался?
- Очень активный период в плане научных разработок был до моего появления. А я пришел в начале 90-х, и это было не очень хорошее время для того, чтобы заниматься наукой. У людей были проблемы другого характера: как купить получше колбасу или сосиски в магазине. Наука была, да, но ее было меньше, чем до меня. И я не очень велся на все эти экспериментальные методы, не всегда позволял делать из себя экспериментальную кошечку или крыску, которую отправляют куда-то и смотрят, закружится у нее голова или нет.
- Почему?
- Наверное, потому что я чувствовал более тонко все эти моменты и понимал, что мне нужно больше тратить время на практику, а не на чепуху, которая никакой пользы для меня не несет, пусть это сейчас прозвучит и эгоистично. Я так думал, и в принципе, я был недалек от истины. Я взвешивал какие-то моменты и говорил Алексею Николаевичу, что для меня важнее практика, чем теоретические моменты. В теории я много понимал, а практически нужно было делать больше.
- Мишин слушал своих учеников?
- Все меняется в жизни. Вначале было его мнение - и остальные неправильные. У него было много разных тезисов, например: "Я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак". И поначалу мы должны были выполнять то, что нам говорилось, но потом это очень сильно изменилось. Вы знаете, что сейчас Алексей Николаевич называет Евгения Плющенко Женечкой? А 24 года назад это было невозможно по определению. Мы все были мальчиками и девочками. Когда я пришел к нему в группу, у него не было Алексеев, Евгениев, Виталиков, Леонидов, Марин, Наташ, Татьян. У него были мальчики и девочки. Но у меня был немного странноватый характер, и я прекрасно помню, как на одной из тренировок я сказал: "Я не мальчик, меня зовут Алексей!". С тех пор я стал Алексеем. Я говорю абсолютно серьезно и без всяких шуток, убежден в том, что сыграл некую переходную роль в его истории.
- Какой у вас в карьере самый первый запоминающийся успех? Первый норматив, разряд, приз?
- Когда нам было по шесть лет, у двух тренеров тренировались по 14-15 человек. После этого в семилетнем возрасте мы этими двумя группками двинулись в первый класс. Сразу у меня получалось немного лучше, чем у других, поэтому я из этой компании чуть-чуть выделялся и занимал достаточно хорошие места, почти всегда первые. У нас была очень маленькая квартира, но мой дедушка все равно нашел место, чтобы организовать уголок, в котором были все мои грамоты, дипломы, кубки и медальки – это я очень хорошо помню. А самый-самый первый успех – это были соревнования юного фигуриста, которые я выиграл в пять лет. И поскольку мы были совсем маленькими, то в подарок я получил смешного пластмассового Буратино. Он был у меня очень долго, естественно потом у него оторвались ноги-руки, и он, к сожалению, не сохранился. Но мне запомнился.
- Вас когда-нибудь мотивировали в спорте призы или деньги?
- К счастью, со мной такого не происходило. В моем характере нет патологической жадности, и поэтому, наверное, это было в меньшей степени. Конечно, выигрывать хотелось, но из спортивных соображений, чтобы быть лучше, чем другие. Победить, чтобы получить материальную выгоду - никогда. Ни в детстве, ни во взрослом возрасте. Невозможно заработать все деньги в мире.
- Первая ваша Олимпиада в 1992 году была немножко странной – уже не в составе советской команды, но еще не в российской. Чувствовали эту странность?
- Поверите или нет, но мы настолько фанатично занимались фигурным катанием, что были вне политики. К тому же, это все равно было содружество государств. На Олимпиаду в Альбервилль поехали Виктор Петренко, Алексей Урманов и Вячеслав Загороднюк – два украинских спортсмена и спортсмен из Санкт-Петербурга. Конечно, все равно мы были одной командой. Да, был непонятный момент, что государства уже были независимыми, но команда - объединенная. Но это было не столь важно, потому что фигурное катание – это личный вид спорта, фигуристы разыгрывают личное первенство, и ощущения здесь совсем другие. Если бы вы беседовали с хоккеистом того времени, то, может быть, он вам сказал что-нибудь иное, что действительно могли быть какие-то разногласия в команде, в которой одни хоккеисты представляют минское "Динамо", а другие московское. У нас же все было достаточно спокойно. Хотя запомнилось, что мы были без гимна и без флага.
- Если не брать политику, что еще запомнилось с первой Олимпиады?
- У меня воспоминания исключительно хорошие, потому что я был молодым спортсменом и достаточно удачно выступил, на первой Олимпиаде я стал пятым. Конечно, запомнилась победа Виктора Петренко, который безумно сложно готовился к этой Олимпиаде, смог подойти в адекватной форме только к старту, и в итоге выиграл. А еще очень сильно запомнилось, как канадскому фигуристу Курту Браунингу, который на тот момент уже был трехкратным чемпионом мира, в Альбервилле после произвольной программы кто-то с трибуны кинул костыль с приделанным к нему канадским флагом.
- Он был главным фаворитом…
- Да, но как показывает практика, некоторые спортсмены просто не олимпионики. Олимпийские игры – это не их соревнования, так складывается, что хорошо выступать на Олимпиаде они не могут по определению, вот Курт как раз из таких спортсменов.
- Ответственность и волнение за командный результат на Олимпиаде давили?
- Безусловно, ответственность и волнение присутствовали, но я бы сказал, что большее волнение я испытывал в 1994 году, потому что эта Олимпиада была более осознанная. Там ответственность была больше. Это прозвучит банально, но маленькие дети бесстрашны, потому что у них нет осмысления того, что они делают. Если они лезут на высоченную горку, то абсолютно не боятся и могут лететь с этой горки сломя голову, потому что не загружают себя лишней информацией об опасности. А более взрослый человек не полезет на горку и не будет ехать с нее вниз головой, потому что понимает, что это может закончиться достаточно печально.
- Что больше всего вспоминается с победной Олимпиады?
- Несколько моментов. Короткая программа, в которой ребята, вернувшиеся из профессионалов, Виктор Петренко и Брайан Бойтано, выступали в первой разминке. А я, кажется в третьей. Не люблю смотреть на своих конкурентов и никогда не слежу за их выступлениями – мне проще выходить на старт, когда я не знаю какой-то лишней информации. К тому моменту, когда я вышел из своей комнаты и направился на каток, ребята только-только откатались. Навстречу по коридору идет Оксана Грищук и радостно говорит: "А ты знаешь, как они прокатались?". Здесь надо отметить, что Оксанка всегда была очень активной девчонкой, постоянно находившейся в повышенном эмоциональном возбуждении. И я даже не успел ответить, знаю или нет, как она приблизительно за шесть секунд выпалила мне всю информацию. "Спасибо, тебе большое", - ответил я, а про себя думаю: кто же тебя за язык-то тянул. Но эта информация в одно мое ухо влетела и тут же испарилась. А вот Курту Браунингу, в отличие от меня, Оксана Грищук не встречалась, ему рассказал подробности кто-то другой, или он сам их увидел по телевизору, потому что когда мы ехали с ним в одном микроавтобусе, он сидел напротив счастливый и довольный. Нам предстояло с ним выступать в одной разминке, но Курт, еще не начав соревноваться, уже мысленно теребил в руках золотую олимпийскую медаль, которую в результате через три дня повесили мне на шею. Клянусь, это было очень четко видно. Еще тогда я подумал про себя, что это очень странно. Все-таки, сначала стоит покататься, а потом уже снимать сливки.
- Кого-то из соперников особенно боялись или понимали, что вы один из фаворитов?
- На протяжении всей спортивной карьеры меня в первую очередь интересовало мое собственное состояние, моя спортивная форма была для меня на первом месте. Я приехал в Лиллехаммер в хорошем физическом и эмоциональном состоянии и просто чувствовал себя уверенно. Но я не думал о том, что я один из фаворитов, и не строил какие-то планы, это как раз делал Курт. Ему нужно было сосредоточиться на том, что делает он, а он расслабился еще до исполнения короткой программы. А потом было уже поздно. Поезд уехал, и в первом вагоне оказались три человека, которые в итоге и разыграли все медали – я, Элвис Стойко и Филипп Канделоро. Три остальных фаворита (Браунинг, Петренко и Бойтано) сели в последний вагон, после чего их шансы на медали уже зависели не столько от них, сколько от тех, кто был в первом вагоне. А эти люди не дали никаких шансов.
- В те годы к Элвису Стойко в российских СМИ было принято относиться пренебрежительно – как к фигуристу с прыжками, но без артистизма. А как к нему относились вы?
- Если спортсмен неуважительно и с пренебрежением относится к своим соперникам, то это как минимум неправильно, и это слабость спортсмена. "Ой, а вот этот ничего не может, этот такой, этот сякой". А ты тогда какой? Я нормально относился ко всем соперникам, но я думаю, что и сейчас нет никакой дружбы между людьми, которые выходят на лед в личном первенстве и соревнуются между собой. Если это рукопожатие и пожелание удачи на соревнованиях, то это уже хорошо.
- После Олимпиады в Лиллехаммере чемпионка в женском одиночном катании Оксана Баюл ушла в профессионалы, олимпийские чемпионы Грищук и Платов остались, но думали о том, чтобы уйти. У вас были размышления, продолжать любительскую карьеру или нет?
- Не было. Я считаю, что если заканчивать со спортом в 20 лет, то возникает вопрос - а был ли спорт. Вот, Тара Липински выиграла Олимпийские игры в 14 лет и закончила. А был ли спорт в ее карьере? На мой взгляд, очень мало. Спортсмен должен проходить становление, победы, переживание, борьбу – это закаляет его, и вот это, на мой взгляд, настоящий спортивный путь и спортивная карьера. А когда прибежал в детском возрасте, выиграл и убежал - я этого не понимаю. Вы можете меня спросить: а кто придумал, что спортсмен должен закончить карьеру в 30, а не в 15 лет? Естественно, вы будете правы, потому что нет ограничения, когда спортсмен должен начинать и заканчивать. Потому что это всегда индивидуальный момент. Порой спортсмен заканчивает не по своей воле из-за травм, кто-то заканчивает очень логично, кто-то передерживает себя в спорте. Как тут найти золотую середину? Наверное, сложно.
- Но ведь это было сложное время. Середина 90-х, безденежье. Зачем было закалять себя, если на поверхности лежал легкий путь - уйти в профессионалы и зарабатывать там деньги?
- Миром правят деньги, мы все равно всегда к этому возвращаемся. Мне не нужны были деньги? Нет, деньги нужны всем и, естественно, чем больше, тем лучше. Но вот так сложилось. Предвкушая следующий вопрос: "Жалеете ли вы об этом, Алексей?", скажу, нет, абсолютно не жалею. Я свою спортивную карьеру прожил так, как ее прожил, и считаю, что она удалась.
- То, что не удалось попасть на третью Олимпиаду, был сильный удар?
- Когда травма выбила меня на целый сезон и, соответственно, не дала мне поучаствовать в третьей Олимпиаде – это был самый сложный момент в моей спортивной карьере, да и вообще в жизни. И может быть, поэтому я говорю, что спортсмен должен закалиться полностью и должен пройти достаточно длинный путь. Потому что в итоге о нем могут сказать: вот это был спортсмен, о пути, который он прошел, можно снять художественный или документальный фильм. Вот только что на московском Гран-при я иду со своей ученицей Николь Госвияни в "Лужниках". Николь 17 лет, но она выглядит уже повзрослевшей. А перед нами идет 15-летняя японская девочка Сатоко Мияхара, которая выглядит как ребенок. Без всякой задней мысли мне моя спортсменка с улыбкой, по-доброму, говорит: "Это что за ребенок, Алексей Евгеньевич?". Я ей сказал, что это девочка, которая будет с нами соревноваться, так Николь не поверила. И теперь представим ситуацию: завтра этот ребенок что-то выиграет и закончит со спортом. Вы запомните этого ребенка? Не уверен.
- Но если рассматривать победу на Олимпийских играх, как наивысшее достижение в спорте, то в чем искать мотивацию продолжать выступления?
- Кто-то ставит себе цель поставить некий рекорд. И разве это плохо? Ничего в этом плохого, поэтому мы и говорим о том, что каждый для себя решает сам. Мое мнение, заканчивать спортивную карьеру в 14 лет неправильно, но это не значит, что все должны думать именно так. Я хочу, кстати, сказать еще о том, что надо все-таки повышать минимальный возраст спортсменов. Давайте понимать, что есть детский, юниорский и взрослый спорт, и если детский спорт – не тоже самое, что юниорский, то взрослый – это вообще совершенно другой спорт, в отличие от юниорского. Это очень важный момент, и поэтому ребенок не должен соревноваться с взрослой девушкой или с тетенькой, которой 25 лет. Я говорю грубо, потому что меня это действительно волнует. Ведь они очень разные и это не совсем правильно, чтобы дети соревновались со взрослыми окрепшими людьми. В большей степени это касается девушек.
- Некоторые специалисты говорят, что взрослый человек получает психологическую травму, проигрывая ребенку.
- Если мы продолжим эту тему, то уйдем в сторону, потому что психология – это очень тонкий момент, и люди могут сказать: "Ребят, у вас не все в порядке с психикой? Тогда вам вообще не нужно этим заниматься". Я думаю, что дети не должны соревноваться со взрослыми, но сегодня все по-другому, и мы с этим фактом продолжаем жить. Я считаю, что возрастной критерий может быть поднят, и мы от этого ничего не потеряем, а только выиграем, потому что будем видеть более взрослых спортсменов в перспективе – хотя это, может, произойдет не сразу.
- Когда катались, всегда знали, что станете тренером?
- Были какие-то мимолетные мысли иногда, но я никогда не думал, что обязательно стану тренером. Я человек, который живет сегодняшним днем и не настолько планомерный. Поэтому в 15 лет я не думал, что по завершении своей спортивной карьеры стану тренером. Предложили, подумал, согласился, это было примерно так.
- Это были другие ощущения?
- Совершенно другие ощущения. Потребовалось два-три года, чтобы ко всему привыкнуть, но мне кажется, что я достаточно быстро адаптировался. И если первое время я очень сильно переживал, когда выезжал со своими учениками на соревнования, то сейчас я намного спокойнее на все реагирую.
- Когда впервые оказались у бортика рядом с Мишиным, помните?
- У нас с Алексеем Николаевичем всегда были хорошие отношения. Мы начинали разговор о нем, что он очень остроумный, иногда с подколочками и смешками, но это нормально, и я не обижаюсь. Иногда мы можем вместе пошутить, но первый момент мне не очень запомнился. Но вот помню, что когда Сергей Воронов катался у меня и выиграл чемпионат России в Санкт-Петербурге, Алексей Николаевич сказал: "Ученик моего ученика – это мой ученик". Есть смысл на это мне обижаться? Можно обидеться, но это было бы глупо. Наоборот, лучше отреагировать с юмором, подыграть и немного посмеяться.
- Мишин – ваш главный учитель в тренерской работе?
- Нет. Я говорил, что все педагоги, которые встретились на моем жизненном пути, просто блестящие, шикарные и сумасшедшие в хорошем смысле. Я благодарен им, и от каждого я взял по чуть-чуть. Кстати, мы поговорили обо всех, кроме Натальи Витальевны Голубевой, которая заложила фундамент всего того, что в итоге получилось. Она работала со мной с первого класса по девятый и заложила мощную базу исполнения и тройных прыжков, и акселя в два с половиной оборота, от которого зависит, как ты будешь исполнять аксель в три с половиной оборота. Я благодарен ей и также перенял от нее многое в педагогической практике. И я продолжаю смотреть за работой других тренеров – это нормально.
- Общение тренеров на соревнованиях – это здоровый процесс?
- Конечно, тренеры подглядывают друг за другом и что-то перенимают. Но есть люди, которые просто занимаются плагиатом, а это неправильно. Я не очень хорошо отношусь к тому, когда фигурист или пара сделает интересный элемент, какую-нибудь своеобразную находку-изюмку, и тут же спустя некоторое время другой человек начинает исполнять то же самое. Это грубо и неправильно - взять и своровать. И еще я не очень позитивно отношусь к тому, когда берут чужую музыку, которую кто-то придумал и скомпоновал, считаю, что это как минимум непорядочно. Ты подумай: как ты можешь взять чужое?!
- В танцах так иногда делают, чтобы убирать конкурентов.
- Что касается одиночного катания, то это, может быть, делают не с определенной целью, а просто потому, что люди не хотят думать. Зачем думать, если можно у кого-то что-то забрать. Дело даже не в том, что работа стоит денег, просто она очень волнительная, муторная и ковырятельная. Музыка становится авторской штучкой, потому что ты придумал композицию именно так, и она получилась. А на следующий день ты услышал, что у другого человека тоже самое - соответственно, он не проделал ту работу, которую сделал ты.
- Можно высказать претензии…
- Наверное, можно, но смысл? Эти нравы не исправить.
- Последний вопрос очень простой. О чем мечтает олимпийский чемпион Алексей Урманов?
- Я мечтаю о том, чтобы у меня был свой каток.
