Александр Розенбаум: "От ЕВРО-2020 жду радости общения с футболом"

ЕВРО-2020. Народный артист России Александр Розенбаум в интервью специально для welcome2020.ru рассказал о своем футбольном детстве и объяснил, в чем сходство артистов и футболистов и чего ни тем, ни другим никогда не простит преданный зритель.

- Грядущий ЕВРО-2020 пройдет в двенадцати городах, одним из которых стал Санкт-Петербург. Насколько сегодня это европейский город в широком, не только географическом, смысле?

- Санкт-Петербург – абсолютно европейский город. Был, есть и будет, потому что его построили европейцы. И когда вы по нему идете, вы чувствуете себя частично в Вене, частично в Лондоне, частично в Берлине, частично в Праге, частично в Париже, и все это – один город. Все это вкупе, созданное Трезини, Росси, Растрелли, нашими Баженовым, Воронихиным, Штакеншнейдером, и есть Санкт-Петербург.

- Это сейчас, объездив всю планету, вы сравниваете родной город с европейскими столицами. А до того, как стали ездить по миру, с чем сравнивали?

- Да, в юности заграница была далеко, как космос, но я ведь читал книжки, смотрел художественные репродукции и кино, но главное – видел все это своими глазами и знал, кто это построил. Чувствовал сердцем и понимал мозгом, что живу в красивейшем городе мира. А Нева?! Ни Темза, ни Сена, ни Дунай не идут ни в какое сравнение с мощью Невы. Это же чуть ли не самая полноводная река в европейской части России. Да еще закованная в такие набережные, да еще с такой архитектурой по берегам... Ну о чем мы говорим вообще? Великий город.

- Как вы его называете? Питер? Санкт-Петербург?

- Ленинград, конечно, только Ленинград или Петербург. "Питер" – это московское слово, сегодня очень сильно въевшееся в людей. Вплоть до дикторов телевидения. Все как один: "Питер, Питер". Ужаснейшее слово. Есть в нем какое-то панибратство, даже плебейство, я бы сказал.

- Никогда его не употребляете?

- Выскакивает иногда, и самому становится противно. Оно изначально неправильное, некрасивое. Никогда не было Питера. Был Петербург, Петроград, Ленинград. "Мы – питерские!" - это кричали работяги из Вологды и матросы из Сызрани, которые служили в Кронштадте. Матросы, голопузые революционеры, шелупонь. "Мы – питерские моряки", "Мы – питерские рабочие", – на самом деле так кричали те, кто приехал из Фрязино какого-нибудь. Настоящего ленинградского человека перекореживает от этого слова.

- Помните первое, детское, ощущение города, своей к нему принадлежности?

- Родители уехали со мной годовалым в Восточно-Казахстанскую область, я пробыл там, пока не пришло время идти в школу. Но в 1954 году мама поехала в отпуск домой и взяла меня с собой. Был жив еще мой прадедушка, Артур Соломонович, который в свое время был владельцем и главным редактором главной гомельской газеты "Гомельская копейка". Он ее основал, а потом пришла революция, и все забрали к чертям. До сих пор прошу у белорусских властей: "Отдайте газету". Не отдают. Шутка, шутка! Первое ощущение города – реалистичное, яркое, как фотовспышка, связано именно с дедушкой. Как сейчас у меня перед глазами картинка: моя рука в его руке, длинные, уходящие куда-то вверх, дедовы ноги в начищенных ботинках и расстилающийся перед нами Невский проспект, над которым в ярко-синем небе сияет солнце. Мне было три года.

- Вы же выросли на Невском?

- Да, квадрат от Восстания до Маяковской и от Жуковского до Невского – это была наша подростковая территория. Конечно, мы считали себя особенными – жители Невского. Но такие же ребята с Васильевского острова гордились тем, что живут на Васильевском. И Невский тоже не весь был "наш" – пацаны были с Пушкинской, с Маяковской, с Фонтанки. Разные дворы, разные микрорайончики. Лиговские – это были серьезные ребята. На Лиговке были суровые условия: там жили рабочие, соответственно, пацаны были поактивнее, всегда готовые к разборкам. Но как-то в моем детстве все эти разборки были без жестокости, без крови, а главное – без патологической злости.

© РИА Новости / Алексей Даничев

Перейти в медиабанк

Невский проспект

- Из кого состояла ваша детская компания?

- Я дружил с Андрюшкой Дериным, его отец был художником. У Люси Григорьевой отец был военный, вокруг вообще много было офицерских детей и ребят из простых рабочих семей. В нашей коммунальной квартире дружками моими были Слава и Мишенька Михайловы, дети рабочего дяди Жорика. Детство мое прошло в двух коммуналках, в отдельную квартиру мы переехали в 66-м году – мне было почти шестнадцать лет. У первой бабушки в коммуналке на Лиговке жило девять семей. У второй бабушки коммуналка была цивилизованная – всего на четыре семьи.

Это была замечательная жизнь, которая в детстве воспринималась абсолютно нормально: два туалета, пять-шесть плит на кухне – казалось, так и надо. Конечно, самым большим желанием взрослых было получить свои квартиры. А нам, детям, было клево – у нас были компашки, мы ходили друг к другу в комнаты или смотрели телевизор у соседки Киселевой Марьи Васильевны. У нее была дочка Нинка, гроза пацанов – ходила в платьях с голыми плечами, крутая. Сама Марья Васильевна злыдня была, а вот детей любила, всегда в гости зазывала – у нее был единственный на всю квартиру телевизор КВН.

- Когда в вашей жизни появился футбол?

- В семь лет вместе с газетой "Советский спорт", которую выписывал папа. И с первого класса я эту газету читал. Я – профессиональный болельщик, выросший на "Советском спорте". Не могу сказать, что детство мое прошло на стадионе – папа много и тяжело работал и брал меня на футбол не часто. Но матчи эти я помню очень хорошо.

Один из первых, на которые папа с друзьями меня взяли, была игра "Зенита" с тбилисским "Динамо". Помню обстановку радости на стадионе, помню болельщиков: обычные люди, никаких бритых фанатов – мужики, женщины, старики, целые семьи с детьми. Кричали, как сейчас помню: "Вставай, здесь тебе не больница!", "Лева, задуши его!" – Лева Бурчалкин, был в те времена такой кумир ленинградского футбола. Прозвище у него было "Выручалкин" – он часто забивал важные, критичные голы, на его счету есть даже гол, забитый Льву Яшину. Сейчас в Петербурге каждый год проходит детский футбольный турнир на Кубок Бурчалкина.

- Как рождается любовь к команде своего города? В какой момент человек понимает, что может болеть только за "Зенит"?

- Чувство это рождается во дворе во время игры в футбол с пацанами, а потом, когда становишься постарше, оно крепнет на стадионе. Стадион не может не захватить твою душу, ты не можешь не болеть за своих. Я и сегодня болею за "Зенит", хотя времена изменились, и мои ощущения как болельщика тоже стали совсем другими. Мой футбол, мой "Зенит" закончился с Морозовым, с Садыриным. А сегодня это "Зенит" молодежи. Сегодня футбол – это бизнес, только благодаря этому бизнесу и возможно проводить чемпионат Европы в двенадцати странах, а не в одной.

© РИА Новости / Нина Зотина

Перейти в медиабанк

Александр Розенбаум

- То есть вы болеете за российский футбол в целом?

- Сегодня нет футбола российского, нет английского – есть лиги. Английская лига имеет свои традиции, испанская – свои, российская – свои. Но если футбол – это бизнес, надо делать бизнес правильный, вдолгую. Это как хлеб выращивать – работать с зерном, выбирать сорта, скрещивать, ухаживать. Бизнес вдолгую – это спортивные школы, детские команды, это вложения в инфраструктуру клубов. Вот тогда будет российский футбол.

И это мировая история: твои игроки должны играть за рубежом, зарубежные должны играть в твоих клубах. Если я завтра захочу быть музыкантом мирового уровня, я не смогу им стать, потому что для этого мне нужно сначала поиграть с чернокожими парнями в Гарлеме и с рок-н-рольщиками в лондонском Сохо, поиграть на их площадках, поработать с их аппаратом.

Поэтому меня так бесят разговоры о русском роке, который вырос в этой яме, не дернув ни один раз по струнам с пацанами где-нибудь в районе Темзы или не постучав по барабанам с чуваками в Конго, которые этим мастерством с рождения владеют. Это же смешно – "русский рок"! Рок не может быть русским, кончайте болтовню. Русскими могут быть стихи для рока – с русской проблематикой, с русской болью. Но рок сам по себе либо есть, либо его нет. Он не польский, не английский, никакой. Он – рок.

- Давайте вернемся к футболу. Тому, который вы считали своим. Какие игры остались в вашей памяти?

- Помню матч "Зенита" с харьковским "Металлистом" в 83-м, когда Юра Желудков вколотил гол со штрафного. А как забыть самый великий матч в истории моего "Зенита" – со "Спартаком" в 84-м, когда мы стали чемпионами? Желудо́к Дасаеву с одной точки два гола закатил! Даже выражение такое было – "точка Желудкова". Его удар фирменный с левой ноги – это просто фантастика какая-то! Про него надо рассказывать как про Гарринчу или про Пеле.

© РИА Новости / Сергей Гунеев

Перейти в медиабанк

Чемпионский состав "Зенита"-1984

- Чем важно для города такое событие как ЕВРО-2020?

- Ленинграду очень много принесло все международное, что происходит в городе, то, чего не было до Путина. И экономические форумы, и "Газпром", переехавший туда, и Конституционный суд, переехавший туда, и чемпионаты мира, и День военно-морского флота, который стал большим государственным праздником и третий год подряд проходит с парадом – огромное количество гостей со всего мира приезжает на это торжество посмотреть. Чем больше город становится центром притяжения в той или иной области общественной жизни, или бизнеса, или творчества, или спорта, тем больше он получает дивидендов и радостей.

- Что гость чемпионата Европы должен обязательно увидеть, кроме футбольных матчей?

- Пусть постоит на Дворцовой набережной и посмотрит на Стрелку с одной стороны, на Петропавловку с другой. Потом пусть перейдет на Стрелку, чтобы оттуда смотреть на Петропавловскую с одной и на Дворцовую набережную с другой стороны. Потом надо пойти на пляж Петропавловки и посмотреть на Стрелку с третьей стороны, а на Дворцовую набережную – с четвертой. Ну и "золотой треугольник" – Мойка, Спас-на-Крови, Казанский собор, пройти мимо этого просто нереально.

- Ваше любимое время и место в родном городе?

- Белые ночи, часов 10-11 вечера, Крюков канал. Просто стоять там и смотреть на воду.

Полностью интервью Александра Розенбаума читайте на портале welcome2020.ru.