11:00 01.12.2020
(обновлено: 19:49 17.04.2021)
Ягудин: задолбали те, кто пишет "уберите Бузову", "уберите Загитову"
Олимпийский чемпион Алексей Ягудин в интервью Василию Конову на YouTube-канале KonOff рассказал о становлении Алины Загитовой в роли телеведущей, противостоянии с Евгением Плющенко и роли психолога Рудольфа Загайнова в олимпийской победе 2002 года, доме под Парижем за 600 тысяч евро и назвал лучшего тренера в мире фигурного катания в данный момент.
О "Ледниковом периоде"
— Алексей, с какими чувствами отреагировали на звонок Ильи Авербуха с известием о том, что возобновляется "Ледниковый период"? Или это не он звонил?
— Да наверное Илья. Да нет, разговоры… Это же не такое спонтанное решение, что просто взяли и решили провести "Ледниковый период". Это мероприятие, нуждающееся не в одном дне подготовки. Это поиск даже не нас, спортсменов, — это понятно, мы при нем — а поиск тех людей, кто будет познавать мир фигурного катания, поэтому я думаю, что уже весной были разговоры о том, что, скорее всего, осенью случится "Ледниковый". Просто мы прекрасно понимаем, в каком мире мы сейчас живем, ситуация с вирусом не только в нашей стране, но и во всем мире, поэтому вот уж сейчас прогнозировать, что будет, например, даже в новом 2021 году, вообще невозможно.
Я был безумно рад. Скажем так, подводя итог к этому ответу: ура, хоть какая-то работа! Потому что я помню, последнее шоу именно по фигурному катанию, у нас были гастроли под названием "Чемпионы", вот мы откатались, по-моему, в Сочи, 8 или 9 марта. Вернулись, потом пошли отмены. Последняя работа, которую я выполнил — поскольку я еще читаю мотивационные лекции многим компаниям, — как раз в Новосибирске 17 марта, накануне моего дня рождения, я в ночь полетел домой, как раз 18-го прилетел, всей семьей отпраздновали, и все. Пять месяцев — вообще ноль, и не было даже понимания того, что будет. Поэтому новость о том, что все-таки "Ледниковый период" не на уровне слухов, а в реальности будет — конечно, ура-ура. Знаете, хоть что-то поделать. Хоть где-то заработать, будем откровенны.
— Много зарабатываете?
— Да, я достаточно успешный в финансовом плане человек. Ну как много, просто сравнивая с кем?
— Предположим, корпоратив. Сколько стоит пригласить Алексея Ягудина на корпоратив?
— Соблюдая этику, я скажу: на жизнь хватает. Но как только стал закрываться мир и пошли отмены многих мероприятий весенних, то мы с Таней прям сели, я помню этот день, я говорю: давай считать. Да, я нормально зарабатываю, но когда вообще ноль заработка в будущем, у нас есть и няня, был и водитель и так далее, школы негосударственные для детей, то мы прямо начали считать. Вот конкретно, не то что срезали, но оставили минимум, который нужен для нормального проживания.
— Сколько в месяц тратите?
— Про деньги не надо разговаривать, все равно я не скажу никогда суммы. Нормально.
О дуэте с Загитовой
— Возвращаясь к "Ледниковому периоду": как вам прогресс Алины?
— Это правда. Да, я понимаю, и Илья тоже говорил, что очень много было негатива, и я понимал, что он будет после первого эфира, но я скажу так, что на пробах в "Останкино" я ей говорил: "Алина, а там вот эта новость какая-то про тебя". Она говорит: "Да, я знаю, я и пошла специально на журналистику учиться, чтобы потом писать человеческие статьи".
Это взрослый текст. Для меня Алина, ну не ребенок, но такой переходный какой-то момент. Просто это очень взрослые слова. Я понимал, что будет тяжело вести, первые два выпуска я помогал Алине в Kiss and cry и понимал что ей… Ну как человек попадает — мало того, что это первый опыт, она некоторых спортсменов… Ну извините, мы для нее старики, я могу быть вообще ее отцом. Я выиграл Олимпиаду, когда она еще не родилась. Ей 18, мне 40, по идее, по математическим расчетам — вот отец с дочкой стоит. Она меня до сих пор называет Алексей Константинович. Сколько я ни просил — ну ладно, мне, с одной стороны, приятно.
Она максимум знала Бузову. И то она попадает в среду… Например, я попадаю в среду, где премьер-министр, ну то есть эти люди, которых я как бы по телевизору видел, с уважением отношусь, но вот это, естественно, прям большой внутренний стоп. И конечно, она прям так — вау, и Бузова здесь, и Тодоренко, и Костомаров, то есть вообще она вот так ко всем. А потом разошлась. Вот сравнивать первый выпуск и тот, который, допустим, мы вчера снимали, — поверьте, я не хочу кого-то приподнимать в описании, но это просто день и ночь.
— Я вижу даже по тому, что выходит в эфир, что гигантская разница, и видно, что человек не просто как бы сам по себе растет, а она работает над собой.
— Она готовится. Учит ли она, прочитывает тысячи раз этот текст, но приблизительно она знает. То есть этот человек с уважением относится к работе других. То есть это не то что мы вдвоем в кадре стоим, а там как будто больше ничего нет — на запись поставили, и все пишется. Все равно это люди, операторы, световики, которые также хотят домой, то есть съемка чтобы побыстрее прошла. И вот Алина готовится. Вот это вторая вещь, которая меня, конечно, поразила приятно.
— У вас с Алиной еще и какая-то связь такая забавная, потому что она говорит о том, что Алексей поддерживает, выложила фотографию с микрофоном, где вы ее веселите. То есть вы пытаетесь ее каким-то образом еще раскрепостить.
— Я просто такой человек. Ну не знаю, мне прям Алина… Вот одно слово: милая. Она очень милая девушка, но у нее жизнь взрослая только вот сейчас как бы начинается, она начинает познавать вообще, что это. Потому что раньше были четыре стеночки, каточек, раздевалка, поспать бы где-нибудь, и все. Ничего спортсмен особого не видит. Вот сейчас как раз она начинает впитывать всю эту внешнюю среду.
Я не пытаюсь сказать, что я обалденный, но по жизни у меня две клички: человек-удача, как я уже говорил, и человек-не-райдер, но это ладно. Я просто всегда хочу все переводить, даже самые жуткие состояния, в улыбку и в юмор. С Алиной просто как-то получается даже не специально, но просто вот льется из меня, плюс у меня огромное общение идет со зрителями, которые там. Я с ними разговариваю, это все всегда в микрофон, чтобы они слышали какие-то шутки, может быть, какую-то интересную новость. То есть я пытаюсь создать ту атмосферу, в которой Алине реально, вот она почувствовала не просто — ах, Сычев! Ох, Шакуров! Хотя, я думаю, она даже не знает. Именно создать эту семью, такую семейную атмосферу, где она бы почувствовала: вот моя сестра Сабина, вот моя мама, я чувствую себя, как, допустим, в Ижевске, по-домашнему. Все равно это дает какой-то эффект, и она расслабляется, ей проще так.
С Алиной как-то очень мило получается, честно (улыбается). Вот полпроекта, наверное,— потому что мы идем чуть впереди тех эпизодов, которые показываются на Первом канале, — вот все равно я прям чувствовал, что не то чтоб она не впускала или не подпускала, нет — но как-то вот чуть-чуть что-то было, облачко такое. Вот сейчас абсолютно чистое небо. И она много что спрашивает, интересуется. Как-то вот стали не двумя ведущими, а таким вот хорошим дуэтом, о котором можно сказать, что это единое целое. Где-то, наверное, выпусков шесть-семь потребовалось на притирку. Не то чтобы было некомфортно вначале, но все равно как-то: "Алексей Константинович"… Ну вот такое было. А сейчас уже — все равно "Алексей Константинович", не "Леха", но уже чувствую, что вот это "Леха" где-то на подъезде.
— Кстати, дуэт с Загитовой на финал "Ледникового периода" не планируется?
— Ну вот я уже отснял свой номер — один.
— А вместе?
— А вместе думаю сейчас пока. Там есть еще одна идея очень хорошая, возможно, тоже прозвучит. Я — пожалуйста, я за! Но просто вчера я понял, что ноги не те уже, не те. Сердце уже не то.
— Ну ладно, на четыре минуты-то.
— Какой четыре, там было три.
— Тем более!
— И то пришлось с Авербухом на бабки играть, чтобы прыгнуть прыжок (смеется).
— Сколько?
— Да на тысячу рублей.
— Нет, прыжок какой? Сколько оборотов?
— Тройной тулуп. Я больше уже ничего не умею. Единственный, как я говорю, трюк потерял. С чем мне на возможные гастроли ехать? Ну это так. У меня такой закольцованный момент тренировочный: я не могут тренироваться, потому что у меня очень болят ноги, а когда ты не тренируешься —идиоту понятно, что в какой бы ты прекрасной форме ни находился, все равно она уйдет, и каждый раз, когда я даже хочу потренироваться, а у меня все —отказывает колено — и там только надежда на адреналин во время реального выступления.
О работе после завершения спортивной карьеры
— Проще ведущим или участником в "Ледниковом периоде"? Опыт же есть и тот и другой.
— Финансово лучше, конечно, выступать. Но они там — реально — сутками напролет. То есть я борюсь всегда за ведение: во-первых, мне это безумно нравится, поэтому я сразу говорю, что пускай даже меньше по финансам, но я прямо хочу вести. Поэтому даже не думаю, как отвечать на вопрос: безусловно, вести. Один раз в неделю с утра до ночи прям такой адреналин — кто из жюри придет, что ответить. Я могу, конечно, встать просто: "Как вам номер?", и все. Но мне интересно, все равно, чтобы был юмор.
— Илья Авербух рассказывал, что после туров, которые были после "Ледникового", иногда спортсмены выходили и говорили, что даже после соревнований спортивных, когда они выиграли олимпийское золото, не было такого внимания аудитории и такой любви, как вот после проекта.
— Да это все прекрасно понимают, что популярность фигурного катания сейчас практически напрямую… Почему это все случилось: это "Ледниковый период"! Это не наши победы в Солт-Лейк-Сити или в Нагано, это "Ледниковый период". То есть это был какой-то такой катализатор к развитию фигурного катания. Потом, безусловно, случилось на волне вот этой популяризации, я думаю, что и вот эти потом дети и у Тутберидзе, и у других тренеров, и вот сейчас эти четверные. Но я думаю, почему вообще вот мы сидим и сейчас разговариваем? Может быть, я уже не знаю, чем бы занимался, если не "Ледниковый период". Илья дал жизнь. Мне сначала, на одном этапе, дала жизнь моя мама, дальше мне открыла следующую дверь в этом длинном коридоре под названием жизнь Татьяна Анатольевна Тарасова, еще и свет мне зажгла: проходите, пожалуйста! А дальше был Илья Авербух. Он в реальности дал продолжение жизни нам, спортсменам, чья спортивная карьера закончена.
Конечно, я понимаю, что фигурное катание это, например, не поднятие штанги, где нет продолжения. Не в обиду этому виду спорта, но какие там показательные выступления штангистов? А у нас есть творческая составляющая, которая дает возможность, как в художественной гимнастике, каких-то показательных выступлений. Но он же и начал вот эти туры первые, которые были из восьми городов, когда мы путешествовали, — до сих пор помню эти переезды в автобусах.
Это был один автобус, с вырванными сиденьями, туда Илья положил маты с уроков физкультуры из школы и спальные мешки, и нам всем мест спальных не хватало. И мы в этом автобусе, у которого клинит дверь, где-то дует, по Сибири, и, как кто-то из нас говорил смешно очень: там даже не понимаешь — с одним засыпаешь, с другим просыпаешься. Потому что болтанка, наши дороги, но это было нереально круто и весело! Это вот самый первый, из восьми городов или из шести состоял тур. И сейчас — 40-50-60, елки, летом в Сочи или в Крыму и так далее, Питер, Москва — это огромное количество ледовых мероприятий — до понятно каких массовых мероприятий, которые случились на планете Земля.
Так что я считаю, что все, что сейчас есть в фигурном катании, — это в большой степени заслуга Ильи и "Ледникового периода".
— Из всех выпусков, которые вышли в эфир, чей номер произвел самое большое впечатление?
— Из того, что было уже на телевидении, пока, например, номер Регины Тодоренко и Романа Костомарова. Музыку взяли из кинофильма "Сибирский цирюльник".
— За который Исинбаева 5.9 поставила.
— Да и хрен с этими оценками! Я не понимаю, почему люди парятся по поводу оценок.
— Вы же спортсмены! Все спортсмены хотят результата.
— Я объясню сейчас. Я другой человек, я достаточно сухой, достаточно циничный человек, меня очень сложно вывести на какую-то эмоцию, но вот смотря номер... То есть вживую прям вот так мы обалдели, а потом, когда в субботу был эфир, я сидел со знакомым, и я начал плакать. Он говорит: "Лех, ты, вообще, обалдел, что ли?” Я говорю: "Ну вот так". Есть моменты, когда совпадает все — то, что ты видишь зрительно, и то, что ты слышишь. И вот также, как с Тодоренко и Костомаровым, музыка там — но одной музыкой меня не взять — и то, что я увидел на льду... Я уже хотел, чтобы не было вот прям, чтобы просто доехали. Пускай с маленькими ошибочками, но доехали, потому что я хотел, чтобы ничто не испортило.
Но есть безумно красивые номера по-актерски, это прям чистейший спектакль! Мы все знаем Ирину Пегову, она там просто выдает! Да, есть хуже, лучше, но вот иногда — и даже комедийные какие-то... Ну, естественно, Ольга Кузьмина с Александром Энбертом —это прям какой-то космос, честно.
— Они, может быть, фавориты?
— Скажем так: глядя на турнирную таблицу, они самые стабильные по самым высоким баллам. Бывают у кого-то взлеты и падения. Оксана Домнина и Вольфганг Черни — да, у них были три подряд номера прямо сногсшибательные! Прямо не до слез, но это не показатель для меня, что вот если только слезы, значит, это круто для меня — нет. Просто вот — вау! — просто хотим, чтобы прямо поднималось внутреннее состояние, другое прямо. Не как мы часто говорим: "до мурашек", но это прям — вау, это было круто!
По поводу оценок. Меня задолбали люди, которые пишут: "Уберите Бузову, уберите Исинбаеву, уберите Загитову! Ягудин, комментируя фигурное катание, можешь говорить больше?"
— Сколько мне писали: "Уберите Ягудина с Первого канала, чтобы он не комментировал больше фигурное катание!" Не нравится — уберите звук, в чем проблема?
— Потом Тарасова что-нибудь скажет, тоже на Тарасову давайте петиции какие-то писать! Мне пишут тоже -—я вот комментировал сейчас "Ростелеком", который проходил на Ходынке: "Ягудин, а вы можете вообще меньше разговаривать?" А потом следующее сообщение приходит противоположное: "А вы можете во время выступления хоть что-то говорить? Что вы молчите?" Я резко всегда отвечаю: "Ваше мнение не спрашивали!"
Понятно, что мы работаем для зрителей, но я, например, всегда сужу по себе: я включаю телевизор, если мне что-то не нравится, я переключаю и ищу то, что мне по душе. Но вот это все постоянное: "Уберите бездарность Бузовой!" Я говорю: "Мать твоя родная, если б тебе хотя бы один процент этой бездарности Бузовой, ты бы, наверное, сейчас не сидела на диване и не критиковала". Я просто к чему подвожу — к оценкам.
Вот честно скажу, я никогда не понимал психиатрии участников по поводу оценок. Дорогие друзья, а вот вам не все равно? Я пытался, я боролся, честно, когда только начал вести. Вот ты сегодня получил 5,8, или 5,9, или 6,0. Ты взрослый человек, у тебя дети дома, муж или жена. Вот честно, ну не все ли равно? У тебя от одной оценки что, жизнь изменится? У тебя есть другая профессия. Ну это вот один выпуск телевизионный, какая разница, ты на первом месте или на пятом? Это что, Олимпийские игры? Я понимаю, что там люди заводятся — поскольку я играю в театре и снимаюсь, — я понимаю, они чуть другого склада мышления, но мне не понять. Мне было, честно вот признаюсь, наплевать! 5,4, 6,0 — главное не вылететь, главное дойти до финала, заработать энное количество денег и насладиться проектом и идти дальше. А они, актеры там, не знаю, люди разных профессий, да даже порой и фигуристы…
Алексей Ягудин
О контрактах в фигурном катании
— Что с Сашей Трусовой случилось? То есть она не смогла собраться после первого падения и одно за другим, или это какая-то комплексная ошибка?
— Знаете, что касается, допустим, по короткой — да, был прям там сильно недокрученный тройной аксель. В моем видении ее творчества — четверные у нее есть, у нее нет акселя. Выезжает она его? Да, выезжает на тренировках, но как такового элемента, которым ты владеешь, скажем, на 75-80 процентов — такого нет. Трусова никогда не отходила назад, она всегда только шла вперед, в этом плане только похвалить ее можно. Она прыгает, и практически вся молодежь прыгает аксель с ребра, а не со стопора. Мы с Мишиным, вся наша группа, мы этот стопор просто у бортика стояли и часами его учили. А когда ты прыгаешь с ребра, там казино идет: 50 на 50, попал — не попал. То есть с ребра тебя может так вышвырнуть! Я вижу, как Женя показывает — это же было и в инстаграме, — вокруг, то есть они пытаются закрутиться, ну то есть вот сюда, чтобы вращение было. А когда ты с ребра — это по прямой. Не работает. И вот, собственно, у нее казино как бы. Не туда ставку сделала. Такой вот отрыв получился.
— Битва "Хрустального" и Плющенко добавит конкуренции женскому одиночному катанию в России?
— То, что случалось этим летом?
— Ну да.
— Через какую-то все это грязь. Я же сделал пост, когда пони этот. Мне кажется, прикольно получилось (улыбается). Никого не хотел обижать в тот момент. Было очень много видео, люди, которые кричат друг напротив друга — большое озеро, и они там: “Эй!” через, значит... Были две собаки, мне просто картинка понравилась. Я, вообще, интуитивно просто поставил. Ну, мне потом — что это Тутберидзе, типа, там, и почему-то пони там. Это вообще, даже мыслей таких не было! Это вот наглядно показывал-то... Кто-то переписку, то еще что-то. Да просто молча работайте и все, зачем какой-то вот этот фон иметь вокруг этих всех переходов?
Кстати, вот опять же из интервью с Ильей, он давил на контрактную систему. Вот я категорически против этого!
— Почему? Вот я с Ильей согласен, что тренеров нужно защищать, потому что столько лет, столько сил, сколько финансов ты вкладываешь, а потом — раз! “Я хочу через дорогу на другой каток”. Ну как так?
— Ну, например, что мне не понравилось: Илья говорит, впишите в контракте, что тренер обязуется на какой-то уровень вывести. Это что за бред? Ты не можешь прописать, нет такого контракта, который... Это как контракт между мужем и женой.
— Ну брачные контракты тоже есть.
— Но он не удержит никогда. Не удержит!
— По крайней мере, поможет при разводе поделить все цивилизованно.
— Я против этих контрактов. Связь тренера и ученика — это не как связь двух людей, которые один тренирует, а другой тренируется, это большая связь, это прям как родственная, это семейные уже отношения. Не можешь ты семейные отношения законтрактовать, связать контрактами, бумагами. Нет этих пунктов, не может быть!
— Представь себя на месте Тутберидзе.
— Представляю. Да, обидно.
— И все?
— А что? Ну, значит, были такие условия, при которых кто-то не захотел оставаться. У меня был мотив уйти от Алексея Николаевича Мишина.
— Какой?
— Щас, конечно, разбежался! Ты молодец, кстати, пытаешься дожать, но это бесполезно, я не тот человек. Были определенные моменты, которые меня крайне не удовлетворяли. Я пытался разговаривать, мы даже ездили с мамой моей, встречались с Алексеем Николаевичем. Я понял, что надо уходить. Может, девочки тоже при каких-то условиях… Мне даже не интересно, почему эти переходы произошли. Значит, вот так сложилось. Я категорически против контрактов.
— Здесь, смотри, получается, что они уходят от лучшего тренера в мире фактически к начинающему тренеру.
— А ничего, что некоторые, например, уходят от своих тренеров к той же Тутберидзе? Хорошие девочки.
— Здесь они понимают, к кому они идут.
— А вы думаете, Трусова и Косторная не понимали, к кому они идут?
Тутберидзе — сильнейший тренер в мире
— Согласен, что Тутберидзе сейчас сильнейший тренер в мире?
— Да, это действительно сильнейший тренер мира в фигурном катании. Просто сейчас очень много кто на подходе: и Давыдов Сережа, который работает в ЦСКА, у него хорошие дети, и тот же Алексей Николаевич. Да, Этери там, наверху, это правда. Это мое мнение. Как правильно сказал Илья, она открыла ящик Пандоры с четверными прыжками. Теперь даже молодое поколение девчачье не понимает, что такое фигурное катание без четверных прыжков.
Этери Тутберидзе
— А можно вообще выиграть без четверных сейчас? У Лизы Туктамышевой есть шанс?
— Она же выиграла сейчас московский этап Гран-при.
— Но это московский этап, без иностранных спортсменов.
— Но это же турнир, и при Трусовой.
— Которая четырежды упала.
— Это жизнь. В жизни может произойти все что угодно.
— Алине будет тяжело вернуться после двух лет паузы?
— Чем больше пауза, тем сложнее возвращаться. Вернется она или нет? Поверьте — мне, сорокалетнему мужику, у которого две собаки, две дочки, жена и так далее… Вот честно, это как получить 5,9 или 6,0 за прокат — мне вообще все равно. Алина настолько много уже сделала, что даже если... Во-первых, как говорят, они никуда не уходила. Придираются же к словам. “Она никуда не уходила! Значит откуда ей возвращаться?” Вот так: Алина никуда не уходила, значит, вопрос теряет силу (улыбается). Но после паузы очень тяжело, это правда.
— На показательных понравился номер?
— Я опять говорю, что я очень чувствителен к музыкальным композициям. Нереально красивый! Мне музыка и опять же в совокупности с тем, что я видел, воспринимал зрительно, — да. Второй — просто вот эти уже заезженные Эсмеральды и так далее... Я ближе к тому, как делал Коля Морозов, тренируя, например, Флорана Амодио, чемпиона Франции, чемпиона Европы. Он мог взять “Лебединое озеро” и с рэпом связать. То есть вот та классика для меня, да. Чисто классику я практически вообще не могу слушать. Понятно, что это не классика, но это вот заезженные, вот эти “Нотр-Дам”. Смотришь фигурное катание — опять “Нотр-Дам” пошел, эта французская тематика. Мне нравится, когда что-то необычное.
Вот у Сони Самодуровой короткая программа какая-то, я говорю, программа-загадка. Да, может, Соня не отличается такими прямо уж движениями, как у Миши Коляды, но у нее своя своеобразная хореография, она прямо в теме. То есть это очень хорошо ложится на ее стиль катания.
— Кто реально может поехать — ну, сейчас мы выносим за скобки Алину — на Олимпиаду в Пекин? Как ты думаешь, тройка реальная?
— Кто получит визу и кто прорвется через границу. Если она вообще будет. Сейчас на днях же сказали, отменили чемпионат мира среди юниоров, а, извините, он вообще, по-моему, в марте должен был проходить.
— Может быть еще вернут?
— Жалко, честно.
— Загреб же пока не отменяют.
— Я думаю, Европы вообще не будет. Мир — может быть в каком-то... Честно — не думаю. Там же распределяются квоты на следующую Олимпиаду, так что может быть как-то что-то придумают, но не верю. Кто поедет? Кто доживет. Такая большая очень не то что ротация кадров, но там потрясающая просто Валиева.
— Я только хотел сказать, что Камилу называют таким скрытым фаворитом Пекина.
— Опять же, знаете, одну называли фаворитом Пхенчхана, а выиграла другая. Алексея тоже не считали фаворитом Солт-Лейк Сити, а Алексей выиграл. По воспоминаниям.
— Арутюнян достаточно резко сказал в адрес Тутберидзе, что выращивает одноразовых чемпионок. Вообще вот в мире фигурного катания такие выпады в любой адрес, они нормальные?
— Я думаю, что если бы у Рафаэля Арутюняна были бы такие кадры, то наверное, не было бы этого. Это когда ты не можешь догнать, и там весь мир хоть разбейся. Вот Европа, последний такой официальный турнир, Грац австрийский. Ты просто понимаешь: они могут сделать все что угодно, они могут пойти сальто прыгнуть, могут с Александром Энбертом выйти, какой-нибудь номер там, реквизит вынести, но наша тройка — она тройка. Там не подобраться, если только какие-то случайности не произойдут. Поэтому они ратуют за, то чтобы увеличить возраст, — опять же, я категорически против, потому что, а как бороться? Как против Тутберидзе бороться?
— Нет секрета?
— Секрет у нее. Секрет прост. Знаете, меня на многих пресс-конференциях спрашивали всегда: “Алексей, как вы достигли успеха?” Я говорил: “Не знаю”. А сейчас, когда я очень много читаю мотивационных лекций компаниям, я говорю: “Теперь я знаю секрет успеха, он один: это тупо работа”. Человеческий труд никто не отменял. Может быть, дар от природы какой-то, но все равно все завязывается на определенной системе.
У Тутберидзе есть система, хорошо выстроенная система, и это не одна она: это и Глейхенгауз Данька, и Дудаков Сережа. Они работают, и я всегда, когда комментирую, не говорю, что это вот Этери Георгиевна — нет, это вот вся их команда. Не то, что один ставит, другой ставит прыжки, а она во главе — нет, они каждый отвечает за каждого и за каждый момент в этой системе. Хорошо выстроенная система, которая, как мы видим, работает.
О соперничестве с Плющенко
— У вас с Женей Плющенко совершенно сумасшедшие качели: то, значит, вы соперники, не дружите.
— Слушайте, качели глобально закончились в 2002 году. Не потому, что я выиграл эти Игры, нет. Жизнь — это каждодневные соревнования. Может быть, там злятся, но мне казалось, что вот два вопроса было и два ответа. Кажется, они были юморные (улыбается).
Призеры Олимпиады в Солт-Лейк-Сити Тимоти Гейбл, Алексей Ягудин и Евгений Плющенко (слева направо)
— Мне тоже показалось, что это прям очень тонко, с юмором, с обеих сторон причем.
— Я сидел, думал, думал, сочинял, как бы краше ответить. Я читаю, это прикольно!
— Я помню, вы рассказывали про Корею, по-моему, где вы как раз зарыли окончательно топор войны. Там еще, кстати, был пожар.
— Да это так статья какая-то называлась: “Зарыли топор войны”.
— Да. Вот за рюмкой, так сказать, обсудили все сложившееся.
— Недавно, кстати, почему-то эта статья попала в объектив моих глаз. Да, мы глобально-то могли как-то резко друг другу отвечать, но мы нигде не пересекаемся. У него свой круг общения, у меня свой, то есть мы даже ни по работе, нигде вообще.
— Для всех эта война всего фигурного катания 20 лет уже длится.
— Пишущим авторам, естественно, ну как? Я понимаю, что сейчас Женя больше даст комментариев и так далее, и он действующий тренер, тем более Косторная, Трусова, тут же отсылка к Тутберидзе, то есть все. Я понимаю, что говорят: “Вот, Ягудин уже старпер, хочет получить хайп и лезет куда-то!” (улыбается). Я просто как посторонний человек, ну вот комментирую то, что происходит. Мне кажется, просто людям надо немножко успокоиться. И я без зла какого-то делаю это, наоборот, я пытаюсь привнести хоть какой-то там юмор. Просто я сам такой, с улыбками легче жить.
— Кстати, какой номер у Плющенко за его карьеру запомнился?
— Sex Bomb, конечно. Иногда удивляешься — пишешь... За время самоизоляции, вообще, пытаюсь как раз больше юмора, какие-то вот эти ролики смешные записывать.
© AP Photo / Lee Jin-man
Евгений Плющенко, завоевавший золотую медаль по фигурному катанию на Олимпийских играх — 2006 в Турине, выступает на Гала-шоу в Сеуле
— А ведь Плющенко мог же от Мишина вслед за вами перейти к Татьяне Анатольевне.
— Это все полный бред! Неужели люди в это верят? Мне Татьяна Анатольевна сразу задала вопрос — например, Илья Кулик сразу ставил условие, чтобы никого не было больше, а как, если там одиночники, одиночницы? Я говорю: да пожалуйста! Мне наоборот лучше, ну я не хочу, не могу один.
Татьяна Тарасова и Алексей Ягудин
— Писеев реально звонил и говорил, что…
— Писеев мне это говорил в лицо.
— Он сказал: “Ты не выиграешь, и я для этого все сделаю”?
— Он сказал так: “Ты хорошо подумал? Тут слухи дошли”. Я говорю: “Ну, пока еще…”, а он говорит: “Ну, подумай. Не надо. Я сделаю все, чтобы ты не выиграл”. И, собственно, судьи такие ездили, которым я никогда при случае одинаковых прокатов не выигрывал. То всегда мы хотели, чтобы русского судьи не было, нам так было легче, мы хотя бы имели возможность. И даже тот, я считаю, переломный момент — не будь той победы, я думаю, что Олимпиады, возможно, не было бы — выигрыш в Финале Гран-При того года. Там было две произвольные и одна короткая, и вот первую произвольную мы проигрываем одним голосом, естественно, русский судья за Женю. Короткую одним голосом проигрываем — русский судья за Женю. Вторую произвольную я выигрываю одним голосом, естественно, не русским судьей, и в общем, поскольку это программа последняя произвольная стоила как короткая и произвольная, мы выигрываем турнир. Вот там, я считаю, случился вот этот перелом
Я думаю, дальше последовала ошибка Жени, даже не Жени, а все таки, наверное, Алексея Николаевича Мишина — пропуск чемпионата Европы. Нельзя было пропускать, не надо было менять произвольную программу — по-моему, он произволку поменял. Не надо было, надо было вообще не обращать внимания и дальше. Возможно, он меня добил бы там, кто знает. Мы не любим сослагательных наклонений, но мое мнение — ему не надо было пропускать Европу, не надо было ничего менять, надо было просто спокойно работать, как и работали до этого, приезжать на Европы и на Олимпиаду. Но для меня лично та победа — это был такой слом.
— С Писеевым после этого не общался?
— Ну так, общаемся. Мне сейчас-то уже, знаете, абсолютно все равно. В тот момент было непонятно, и, собственно, когда мы решили, Татьяна Анатольевна меня сразу предупредила: “Леша, помощи федерации никогда не будет”, потому что Татьяна Анатольевна всегда отталкивалась от своих спортсменов, а не от прихотей федерации. Алексей Николаевич Мишин всегда был как федерация, Татьяна Анатольевна — индивидуальная личность, она сама по себе. И она говорила, что помощи никакой не ждать, и даже просто быть лучше — это тоже не сработает, надо быть на две головы выше. Пускай это банальная фраза, но она прозвучала. Я говорю: “Да, я понимаю”.
— С этим связано, что так и остался без золота чемпионата России?
— Не только. Возможно, один раз и можно было мне дать.
— Какой?
— Ой, я даже не помню.
— Там, получается, Урманов, и потом, по-моему, три раза Плющенко.
— Я знаю, что, по-моему, четыре раза у меня серебро. Или три. Это было слишком давно, я не помню честно. А возможно, все разы проиграл заслуженно. Честно, не помню. Но я всегда в моей жизни не считал чемпионат России особо нужным турниром.
— Но медаль все равно!
— Да кому она нужна? Ну, допустим, я сейчас сижу здесь 20-кратный чемпион России, но не взял мир. Куда я эти медали засуну?
— Одну засунул в Porsche и остался без медали, правильно? Вернули, не вернули?
— Да нет, конечно. Лучше б, конечно, Porsche вернули, чем медали. Со временем теряется... Опять же мне говорят: “Ну как так можно говорить?” У меня, по-моему, осталась только одна Европа и один мир. И Олимпиада.
— А остальные где?
— А остальные…
— А, все в машине было?
— Да, все куда-то поисчезало. Позвонили тут недавно, ну как недавно, уже год-полтора назад: “Алексей, хэллоу, вас ввели в Зал славы”. Я говорю: “Ну окей”. Они: “Aren’t you happy?” Я говорю: “Ну конечно happy, ну окей все”. Понимаете, немножко другие ценности. Вот честно, мне абсолютно все равно, лежат у меня дома медали кому-то, и у меня никогда в жизни не было идеи сделать стенку своего тщеславия — грамоты, медали. У меня Тотьмянина Татьяна выкидывает все эти старые грамоты какие-то, протоколы. Зачем? Я понимаю, что это не надо. Это настолько было тогда…
И они говорят: “Как? Все так счастливы, что ввели в Зал славы”. Да по барабану — ввели, не ввели. Еще только, блин, тебе голосовать каждый год. Ну, когда тебя вводят в Зал славы, ты где-то там висишь, и ты еще становишься членом этого какого-то сообщества и должен голосовать за других, кто, по твоему мнению, следующий. Еще и напрягли, блин, с этим!
О скандале с Риппоном
— Возвращаясь к активной жизни социальных сетях — что тебя дернуло написать Риппону?
— Я скажу так: на следующий день, когда я записал извинения, там, на самом деле, не из-за этого. Я не оправдываю свои слова, да, была совершена ошибка, к сожалению. У меня очень много людей нетрадиционной сексуальной ориентации — мне, честно, по барабану. Как на Зал славы, куда меня ввели, так же на Адама Риппона, как он живет, кому он тысячу долларов donation делает.
— С Риппоном не общался после этого?
— А я с ним и до этого не общался. А то, куда Риппон жертвует, какой образ жизни ведет, мне вообще все равно. Вот я за городом живу, мне даже все равно, что делают соседи. Это их дело.
— Сосед, кстати, вот поставил на вид, что как же так можно было?
— Так а я то же самое скажу: я был в этой ситуации не прав. Это абсолютно было жестко с моей стороны кому-то желать вот такого. Но я просто тогда был в таком... Просто на фоне того, что вообще в мире происходит, мы в какой-то ад катимся! Кому какое дело, кто чем занимается?
Я ошибся. Да, я сделал это жестко, не подумал. Но я человек взрывной, я извинился. Ну послали, сказали засунуть мои извинения в задницу, ну хорошо. Ну да, я не прав. Я не говорю, что вот чего это на меня накинулись?
— Ты сейчас сказал про то, что ты атеист. Я, может быть, не прав, но мне кажется, что ты перед номерами крестился, когда выходил.
— Раньше все... это, знаешь, как крестить детей, не рожать, пока не женился. Мы так жили, Советский Союз. Я был против. Я даже помню тот день, я помню ту церковь, когда меня повели туда. Я не то чтобы кричал: “Нет, я не пойду!”, я говорю: “Зачем? Не надо”. Я помню, как я ходил три круга, ржал там, мне было все это смешно. Потом дали какую-то желтую таблетку мне, или что там дают, я не знаю. А крестик я носил, потому что это реально прикольно, красиво. Ну, когда бабки-то появляются — часики прикупил, крестик у меня, по-моему, с камушками был. Просто красиво.
— А крестильный крестик, который при крещении дают?
— Не знаю, где он. Я, например, запретил крестить своих детей. Мы с Таней одинаково смотрим. Ну, она с женской логики и мышления чуть помягче к этому, а я говорю: “Вот будет 18 лет, пускай человек осознанно сделает шаг”, а не когда в прошлом дети рождаются — давайте, это нас убережет, у нас какое-то дерьмо в жизни, давайте пойдем помолимся. Мне это так смешно!
— Ты представляешь, сколько сейчас к тебе в комментарии придет народу?
— Да мне по барабану на чужое мнение, я это столько раз говорил. Мне все равно, что люди про меня думают.
О доме во Франции за 600 тысяч евро
— Если не ошибаюсь, вы с Таней имена девочкам выбирали, чтобы им было комфортно жить, если вдруг вы уедете из России.
— Нет, немножко не так. Выбирали такие имена, которые было бы легче произносить и вообще нормально были бы для восприятия во всем мире. У нас и дом во Франции есть, мы его то продаем, то не продаем.
— Кто выбирал дом?
— Оба.
— Он же, по-моему, похож на замок.
— А там все во Франции замковатого плана, за исключением новых каких-то строений, и то они очень жестко берегут вот эту старину и историю.
— Но вы же все переделали там внутри, да?
— Пару раз делали ремонт, да. До нас там жила жила семья, чуть ли не шесть-семь детей. И я что-то копался в интернете и один запрос сделал. У нас не было даже желания, ну как бы не то чтобы желания, не было мыслей. Мне пришел ответ на этот запрос: этот дом продан, а вы интересуетесь? И вот как-то какой-то такой контакт пошел. Мы не хотели! Я приезжаю на этот проект, я помню, в Париже, прям на Champs Elysees сидим, значит, Сихарулидзе Антон еще был, и эта женщина-риелтор приходит с такой кипой бумаг. Я говорю: “У нас завтра выходной будет, если хотите…” Не было осознания того, что мы в дальнейшем что-то купим!
И мы выбрали какие-то четыре дома, ну там в этой области, где-то рядом, недалеко от Парижа, чтобы иметь возможность четыре дома посмотреть, а не один. Поехали. Этот дом, который мы впоследствии купили, был вторым. Эта женщина перезванивает вечером, а мы опять с шампанским, с устрицами. И женщина говорит: “Какие дальше будем? Какие пожелания?” Я говорю: “Не надо больше ничего дальше, мы второй берем”. Она говорит: “Как?!” Ну то есть так в Европе не работают, это мы должны сначала предложение сделать продавцам, вдруг они примут-не примут. Я говорю: “Ну, давайте предложение. Второй берем!”
© Фото : из личного архива Алексея Ягудина
Франция. Пьерфон. С Татьяной Тотьмяниной
— Денег, естественно, можно не спрашивать? Дорого, недорого?
— Это в открытом доступе, 600 тысяч евро он стоил. Я помню, тогда настолько быстро все произошло: продал квартиру в Москве и этих денег хватило мне на дом во Франции и дом в Подмосковье.
— Хорошая квартира в Москве!
— Хорошая, на Мосфильмовской. Нет, ну я же говорю, что в спорте, в принципе, нормально я натыркался (улыбается).
— С какой страной ты связываешь свое будущее?
— Москва. Все в Москве.
— Даже когда уже перестанешь кататься?
— При моей нереальной... Я так кайфанул во время самоизоляции! Я так наслаждался тем, что я могу лечь спать, когда хочу, я встаю, когда хочу, я делаю, что хочу! Я же живу за городом, но я понимаю, как люди обалдели в квартирах и так далее. Плюс есть финансы, а у многих, да практически у всех их нет. У меня как бы хорошо и с финансами, как сейчас говорят, есть финансовая подушка, и плюс мы еще за городом — собаки, гулять то есть, в принципе, деньги-то есть. Понятно, что так долго я бы не прожил, но когда началась работа — “Ледниковый”, пригласили в театр и так далее, я еще агенту говорю: “Я буду вот это время, по-моему, пять с половиной месяцев ничего не делать, вспоминать как лучшее время моей жизни”.
Это притом, что я ни минуты не сижу на одном месте. Как я уже говорил, я не хорохорюсь здесь, нет, мне нравится браться за абсолютно все предложения и пытаться их довести до определенного какого-то ума. Как я уже говорил, я читаю лекции, я веду мероприятия, в Минске школа по фигурному катанию, в Москве мы ее прикрыли. Здесь театр. Две недели назад закончили съемки в Питере полного метра, где я играю главную роль, сейчас как раз монтируется.
— Театр, если кто не в курсе, это “Горько” у Надежды Бабкиной.
— Да, 4-го, 5-го и 6-го. Не знаю, с каких дней я буду играть, точно не 4-го. По Зощенко, по Чехову. “Горько”, комедия (улыбается). С такими классными актерами: Олеся Железняк, Алексей Константинович Маклаков, Андрей Кайков Андрюха Замотаев, Никоненко, режиссер Самгин Роман Савельевич, Прокофьева, Надежда Бабкина, конечно. Как говорится, в сердце ее дома, в гостиной происходит действие. Нет, круто очень!
О депрессиях
— Ну вы-то со своей второй половинкой — сколько вы объездили, и туры, и все.
— Ну да, это тоже удивительно. Но Таня говорит: “Я знаю почему. Я же ухожу наверх, уже спать, в девять”. Про Таню прямо очень хочу сказать, потому что это человек для меня абсолютно другой, нежели та Таня, с которой я знакомился 14 лет назад. Это прямо нереальная какая-то женщина стала.
И вот она говорит: “Я в девять ухожу, читаю, саморазвиваюсь”. Она старалась вставать в девять, а я встаю в два-три, потому что я ложусь в четыре-пять. И, получается, мы так мало виделись во время самоизоляции, что способствовало (смеется). А по поводу сохранения всего — мы вообще как-то не ругались. Но Танька прям такая нереальная женщина и даже еще более нереальная мама. Вот прямо с каким-то все большим и большим уважением к ней отношусь. Я помню вот сначала — да, сложные времена, мы часто ссорились, а сейчас прям вот...
— Вы же в туре начали встречаться?
— Как обычно. Ничего вообще нового (улыбается). Да, начали встречаться. Я говорю, что благодаря нашим расходам и сходам узнали Москву, центр, потому что две недели поживем — она говорит: “Все, я съезжаю, не могу с таким дебилом жить, как ты!” Я остаюсь в этой квартире, она снимает другую, через пару улиц, потом я к ней, потом я ухожу. И вот так мы перемещались по центру Москвы. Ой, такая классная! Я не знаю, как мне повезло, идиоту такому.
Татьяна Тотьмянина и Алексей Ягудин.
— Это в тот момент депрессия была, когда сходились-расходились?
— Нет, депрессия у меня только три раза была в жизни — это в 30 лет, в 35 и в 40.
— 40 это сейчас?
— Это вот то, что происходило в марте, практически недели четыре. Знаете, когда человек болеет, держится температура, а у меня держалось вот это состояние. И я понимаю: у меня все классно! У меня реально все классно! Я всем доволен в жизни, у меня просто обалденно все, не только каток, ну то есть все. Вот радио еще хочу попробовать. Но прям жопа! 40 лет прям вот держит. Вот реально держала, не мог ничего с собой сделать, и Таня говорит: “Ты какой-то идиот, блин, у тебя все есть, так классно. Чего ты вообще, почему?” Я говорю: “Не знаю”. Но в 30 — пару часов, в 35 уже схватки а сейчас… Я даже не представляю, что в 45 будет.
— Да ничего не будет, все будет нормально! А как выходил?
— Никак. Само ушло.
— То есть ни психологов, ни препаратов, ни антидепрессантов, ничего?
— Мы ж не американцы. Мы, русские, через себя пропускаем.
— Соточку?
— Есть хорошая поговорка по поводу алкоголя, типа алкоголь проблемы не решит, но вопросов типа добавит. Что-то такое. Это, по-моему, только тяжело становится.
© Фото : из личного архива Алексея Ягудина
Алексей Ягудин
— Смысл жизни в версии Алексея Ягудина?
— Работа. Причем она везде: и в сфере финансов, и саморазвития. Это как книга — там же есть главы. Первая глава — там, допустим, цель достигнута — олимпийское золото. Закрыли, открываем дальше. Сейчас вот была цель — ну я не верю, что есть люди, которые не стремятся, чтобы было все хорошо в семье, — прийти к этому спокойствию и гармонии. Достигнута, все хорошо. Хочу, правда, еще собаку. Я очень хотел еще одного ребенка.
— Сына?
— Угу, щас, конечно! С этим сыном я тебя отправил бы к тебе домой. Нет, только девочки.
— Мишель это старшая?
— Мишель младшая, пять лет только исполнилось. Старшая Лиза, ей 11 сейчас исполнилось. Вот это все прям кайф, нереальный кайф какой-то. Прямо хочется сейчас попрощаться, поехать домой... Это не наигранно, это вот просто как-то…
Алексей Ягудин с дочками и супругой
— Да у меня то же самое, с учетом начала нашей съемки успеть, чтобы приехать уложить. Тут обязанности и взаимная любовь.
— Нет, понятно, у нас тоже. Мы так пополам не делим. Но пускай сегодня Танька. А Танька сама на гимнастике с младшей.
— Мои на балете.
— А, да? Ну я через 45 минут доеду домой. Нормально.
А дальше — только работать. Мне интересно, это как яйца собирать в этой игрушке “Ну, погоди”. Главное — не уронить. Сделал, акты о проделанной работе — бам!, упало, и вот так. Мне все нравится, хотя, конечно, чуть-чуть пугает то, что вот сейчас это происходит, и мы реально не понимаем. Но я настолько оптимист по жизни, притом, что я осознаю, что мы катимся в какой-то ад, но я уверен, что это просто пойдет в какое-то, может, сезонное заболевание, как-то все привыкнут и, может быть, вакцину придумают, и все хорошо. Я думаю, что человечество выберется.
— Отпускаю к детям, туда, где кайфово.
— Как говорят, жизнь хороша и жить хорошо, но, наверное, никогда не мог… Вот последнее время могу, но никогда не мог похвастаться тем, что... Блин, так кайфово! Вот умереть бы еще очень быстро.
— Зачем?!
— У меня вообще была мечта, либо чтоб меня фура сбила либо с банкой пива в Салехарде замерзнуть. Просто раз — и все. Потому что у меня есть две вещи, которые меня могут расстроить и до слез довести. Как я уже говорил, это какое-то действие, событие, но, если более глобально, это жестокое обращение с животными и пожилые люди. Не потому, что они пожилые — мы все там окажемся рано или поздно. А именно порой их одиночество и беспомощность.
Исходя из этого, я не хочу быть обузой для своей семьи в будущем, если что-то… Вот я не хочу быть этой, возможно, какой-то обузой, поэтому я хочу, чтобы все это быстро произошло.
— А почему ты думаешь, что ты будешь обузой? С чего? Есть же масса примеров. Девочки пойдут своей дорогой, вы с Таней поедете под Париж и будете вечерами пить красное вино, есть сыр и смотреть на газончик, бегать с собаками.
— Нет, я буду сидеть в какой-нибудь колясочке, как говорит Тотьмянина, и ворчать. Она говорит: “Я тебя вижу”. Она говорит: “Чего ты причитаешь, чего ты ворчишь? Как я не хочу, чтобы будущее пришло. Я прямо тебя вижу в этой коляске, за мной даже гоняешься и все ворчишь, причитаешь”. Хорошо, ладно, убедил. Пока не будем думать о будущем. Будем кайфовать сегодняшним днём!
Олимпийский чемпион по фигурному катанию Алексей Ягудин
