Инстинкт не быть сожранным: вы хотите фигурное катание без Михаила Коляды?

Выступления одного из лидеров сборной Михаила Коляды в первой половине сезона были неровными — безупречный прокат сменялся ошибками. Эта нестабильность дала повод появлению новой волны жесткой критики фигуриста среди экспертов вплоть до пожеланий завершить карьеру и обвинений в слабохарактерности.

РИА Новости Спорт рассуждает о возможной природе ошибок Коляды, его надломе и внутренней трансформации из веселого парня в холодного скептика. А также о том, что общество не умеет беречь талант, и это может нам дорого стоить.

Мне приходилось видеть собак в приютах для бездомных животных. Счастливыми они туда не попадают, конечно, — сначала их долго обижают. Не кормят, избивают, бросают бродяжничать и погибать. Иногда отдают в собачьи бои или на притравочные станции, где они становятся объектом агрессии или проявляют агрессию сами, и откуда их спасают (или не успевают спасти) зоозащитники.

Все пережитое серьезно влияет на характер — даже самые жизнерадостные и хвостопистолетовые псы становятся похожими на собственную тень. Интересный факт: какое-то время собака еще пытается отбиваться и огрызаться, причем порой совершенно безадресно, просто из инстинкта не быть сожранной, и потом по инерции. Но в какой-то момент у нее заканчиваются силы на борьбу, и тогда она ложится в угол, молчаливая и безучастная ко всему.

После этого декорации могут варьироваться от серого забора до мягкого дивана — для собаки ничего не изменится. Потому что вера в себя и во что-то хорошее, что еще может с ней произойти, утеряна. Вы можете гладить ее по голове, тыкать в нее палкой или прыгать у носа с горящим факелом, как Маугли перед Шерханом, — теперь это будет для нее одинаково безразлично. Каких только палок и факелов она в своей жизни не видела — после такого не лечит никакая ласка.

У животных и людей много общего в этом смысле. Если над собакой систематически зажигать лампочку перед обедом, у нее начнет вырабатываться слюна на горящую лампочку. Если человека систематически бить, у него сформируется нервный тик на взмах руки, пусть даже эта рука хлопает комара, а не его щеку. Если человеку постоянно говорить, что он верблюд… Ну, вы понимаете.

Когда Михаил Коляда доделывал последнее вращение в произвольной программе на Гран-при “Московские звезды”, а потом с лицом белее медицинской маски кланялся зрителям и ждал оценок в кисс-энд-крае, по его взгляду можно было прочитать всё. Всё — значит всё, конец. Таких саморазочарованных глаз у фигуристов я не видела очень давно, а может, вообще никогда не видела. Принадлежащие самому же Михаилу слова “Я расстрелял себя из пулемета”, сказанные после поражения в командном турнире на Олимпиаде-2018, стали осязаемыми и возведенными в абсолют.

Если видите такую пустоту без примесей надежды в чьем-то лице — не проходите мимо, увидьте, помогите. Мне тогда хотелось бежать через все заграждения, раскидывая стюардов на арене, и кричать Мише: “Остановись! Если ты будешь так себя убивать, не доживешь даже до конца сезона!”

Причины расстраиваться у Михаила, может, и были, но поводов убиваться — нет. После шикарной короткой программы и близкой к космосу оценки за 102 балла, в произвольной случилось падение с четверного тулупа, строенный и сдвоенный тулуп в каскаде. Только третье место по сумме двух программ.

Неприятно, плохо даже, можно сказать, но не фатально. Иногда ошибаются все, но только Коляде это агрессивно не прощается общественностью. И он, кажется, попал в ловушку, где желание во что бы то ни стало не упасть с прыжка имеет ровно обратный эффект — Миша падает. И желание во что бы то ни стало скрутить нужное число оборотов тоже приводит к обратному — он не скручивает. А потом еще сильнее боится упасть и не скрутить, и так дальше по порочному кругу.

Конечно, он страшно хотел откататься чисто. Естественно, он не хотел упасть с тулупа — это больно и приводит к потере баллов. Разумеется, он стремился оживить музыку Шнитке, как умеет только он, и сделать ее видимой для зрителей и судей — весь этот воздух, который струится между черно-белыми перчатками, за время проката Коляды обрел форму. Он хотел порадовать тренера, жену, родителей, болельщиков, да в конце концов самого себя — когда ты много лет пашешь до белых искр в глазах, приятно видеть высокие результаты.

Никому не хочется плохо выглядеть и не справиться с делом, а потом не успевать утираться от лавины критики и проглатывать обиду, что не можешь ответить всем, считающим тебя бесхарактерным ничтожеством. Поэтому лучше всего лечь в угол и просто ждать, пока процессия с палками и факелами пройдет мимо, переключившись на кого-то другого. Примерно в таком состоянии — морально окончательно загнанным в угол — я увидела Михаила Коляду на Гран-при в Москве.

Вы скажете: зачем ты так утрируешь? Зачем проводишь параллель между взрослым мужиком, который делает свою работу и получает за нее деньги, и бездомными собаками? Что это за спекуляция на жалости? Объясняю: если не утрировать, достучаться невозможно. Если не раскачивать маятник эмоциональности, восприятия и эмпатии, он так и будет болтаться посередине, где спортсмену положено быть кем-то между спартанцем, самураем и буддистским монахом. И ни на лепесток сакуры от этой роли не отступать.

Такие комбо даже встречаются в природе, хотя и редко — очень крутые и интересные персонажи. Только вот и другие существуют — ранимые, тонкие, застенчивые, рефлексирующие. И они, не поверите, тоже бывают первоклассными спортсменами, но иногда попадают в трудные ситуации, с которыми им в силу устройства психики справиться сложно.

Можно долго призывать журналистов, экспертов, комментаторов и болельщиков быть сдержаннее или хотя бы подходить к фигуристам с одинаковыми линейками в измерении их достоинств и недостатков, но это не помогает. Почему олимпийская драма у одного — это драма и даже трагедия, а у другого — позор и “вон из профессии”? Почему ошибки у одних воспринимаются как “бывает, зато старался”, а у других — “косячник чертов, перестань протирать лед задницей”?

С таким грузом неоправданных ожиданий и осознанием, что он снова ошибся, из того кисс-энд-края у Михаила была одна дорога — завершать карьеру. Не удивлюсь, если такие мысли у него были. Хорошо, что доверительные отношения с тренером помогают ему найти выход из темной комнаты, где из всей мебели остался один только гвоздь для коньков.

Важно понимать, что никакого кризиса у Михаила Коляды и Алексея Мишина нет. Есть их общая проблема — нестабильность Миши, растущая откуда-то из глубины разросшихся страхов и прошлых неудач. Проблема решаемая, хоть и непростая. Участие Коляды в прыжковом турнире, тем более в команде, — хороший знак в этом смысле. Есть общая радость — пластическая гениальность Коляды и умение Мишина упорядочить любой хаос приводят на кончик иглы тех самых танцующих ангелов. Здесь искусство смешивается со спортом, поднимая его на высоту гораздо серьезнее высоты тройного акселя. Не все можно оценить по шкале от -5 до +5 и разложить по четырем уровням сложности — Коляда и его катание явный тому пример.

Представьте, что Михаил Коляда завершил карьеру. Как хотели самые ярые критики, он публично покаялся, что столько лет оскорблял их своими слабостями, и, наконец, освободил лед, который занимал несправедливо. Поскольку именно Коляду принято считать олицетворением всех бед мужского одиночного катания России последние лет пять, уж после его ухода должны наступить благодать и золотой дождь!

Но ничего подобного не случится. Потому что сюрприз — абсолютно все фигуристы время от времени падают и делают “бабочки” — и новые надежды, и бывшие лидеры. Кривые выезды, недокруты, недостаток выносливости или концентрации, проблемы с хореографией, дефицит дисциплины — проблемы есть у каждого, как и неповторимые черты и положительные качества.

Когда Михаил Коляда действительно решит уйти из спорта, фигурное катание обеднеет на одного большого артиста, поэтому лично мне хотелось бы оттягивать этот момент как можно дольше. Таких, как Коляда, нет больше не только в России, но и во всем мире. Забавно, что при этом звание ответственного “неудачника” за мужское одиночное перейдет на чьи-то другие плечи. Так будет всегда, пока мы не перестанем всех наших спортсменов прогонять через две идейные линии — “Ягудин/Плющенко” и “15-летние чемпионки”.

Эра великих и непобедимых Алексея Ягудина и Евгения Плющенко прошла и больше не повторится. Теперь выступают парни с другим характером, техникой, программами и мотивацией. Они не хуже и не лучше Ягудина и Плющенко, просто они другие. У них бывают успехи, случаются провалы, но в целом нам грех жаловаться на свою сборную — можно найти объект симпатии на любой вкус и не один повод порадоваться победам.

А что касается 15-летних чемпионок, то даже 17-летние чемпионки порой не могут сравниться с собой 15-летними, что уж говорить об остальных. То есть с ними в принципе никого не нужно сравнивать — они исключение, а не правило. Трудные периоды бывают, и это минус. Они обязательно проходят, и это плюс.

Я сама, признаться, не узнаю Михаила таким, каким он приходит в микст-зону к журналистам последние пару лет: односложные ответы, как будто неприветливость и даже дерзость. Я видела и знаю его совсем другим — веселым, открытым и улыбчивым парнем с прекрасно подвешенным языком и чувством юмора. Готовым спасти не только лучшего друга в беде, но и просто помочь малознакомой журналистке, которая приехала к нему на интервью. Жаль, что притравочные станции (корень — “травля”) оставляют такие глубокие следы даже на тех, кто казался неуязвимым, как солнце.

Моя учительница по литературе любила повторять строчку из стихотворения поэта Льва Озерова, с которой я, при всем уважении к поэту, могу согласиться только наполовину: “Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами”. Часть после запятой, как по мне, долбит бейсбольной битой по руке с добрыми намерениями из части до запятой. Добрых намерений миру и так не хватает — их надо беречь. Не нужно противопоставлять таланты каким-то абстрактным бездарностям — слишком уж это обидное слово, какая-то младшая сестра “позора”.

Умение разглядеть талант, оценить его и относиться к нему бережно — вот что нам нужно. На примере Михаила Коляды мы с этой установкой, кажется, пока совсем не справляемся.