Тамара Москвина: не обращаю внимания на тренеров-конкурентов

Легендарный тренер, воспитавшая олимпийских чемпионов, чемпионов мира и Европы, Тамара Москвина в интервью Василию Конову на YouTube-канале KonOff рассказала о положении дел в спортивных парах, возвращении Алины Загитовой и Евгении Медведевой, жизни с Игорем Москвиным и принципах своей работы.

— Тамара Николаевна, спасибо большое, что нашли время на разговор. Как для вас и для ваших учеников складывался столь неординарный сезон, как этот?

— Обычно каждый сезон своеобразный. Всегда есть какие-то плюсы, минусы, с которыми приходится справляться, придумывать, как выйти из того или другого положения. Вот этот сезон сложился так, что надо было придумывать, как не заболеть, или если заболеть, как поправиться; когда делать программы, с кем делать программы; на какие соревнования успеваешь выздороветь, или заболеваешь и не едешь. Так что обыкновенный сезон, и надо было выйти из всех сложностей наилучшим и кратчайшим путем.

— Наверняка вы уже смотрите в сезон олимпийский, потому что времени остается не так много. Жулин уже своим ребятам придумал музыку для олимпийских программ, Лиза Туктамышева мне рассказывала, что они тоже с Алексеем Николаевичем обсуждают те варианты, которые могут проработать на олимпийский сезон. Вы уже думаете о Пекине?

— Обычно мы начинаем думать об этом, как только заканчивается предыдущая Олимпиада. Постепенно начинаешь думать о музыке, об элементах; кто из спортсменов-конкурентов продолжит кататься, какой стиль они будут исповедовать — так, чтобы нам для наших учеников выбрать такие программы, такую музыку, которая была бы успешной. Отличной от других, но в то же время выигрышной.

Если я сейчас вам начну рассказывать, то это практически будет учебник, как готовиться к Олимпиаде и как ее выигрывать (смеется). Или хотя бы выигрывать медали — если не золотые, то другого достоинства.

— Четверные в спортивных парах скоро ждать?

— Четверные скоро можно ждать, потому что мы сейчас в парах исчерпали элементы, в которых можно что-то новое придумать. Все делают практически те же прыжки, интересные поддержки, которые не дают большего балла, чем самый высокий балл, и другие элементы тоже. А так как спортсмены стали хорошо прыгать, то научиться сначала на лонже, а потом без лонжи делать надежный четверной выброс можно.

Этого не нужно делать, конечно, перед Олимпиадой, потому что существует возможность случайной травмы. Кроме того, Международный союз конькобежцев, "заботясь" о здоровье спортсменов, придумал такое правило, в котором четверной выброс не дает огромного преимущества перед тройным — хорошо исполненным или с какими-то добавлениями, например, поднятием рук, долгим выездом на одной ноге или бесшумным приземлением

А в четверном выбросе, если допущен даже маленький какой-то недостаток, сразу оценка понижается, поэтому логика говорит: зачем делать четверной? Его дольше учить, вероятность возможной травмы значительная, он не оценивается судьями — овчинка выделки не стоит, поэтому сейчас не нужно. Но Олимпийские игры пройдут — чем следующему поколению брать?

Так что, скорее всего, это придет. К тому же сейчас все говорят о равенстве. Извините, одиночники же тоже прыгают эти сложные элементы с вероятностью травм, но я что-то не очень читаю в прессе, что тот сломался или у этого травма после четверных. Значит, методика подготовки этих элементов разработана так, что вероятность травм уменьшилась, и мы в парном катании это тоже сделаем.

Медведева и Загитова не вернутся?

— На ваш взгляд, что такого произошло, что так колоссально взлетел интерес именно к женскому фигурному катанию?

— У нас появились несколько сильных спортсменок, которые овладели сложными элементами, четверными прыжками, которыми владели только мужчины. Но эти элементы не являются превалирующими в их программах — девушки показывают интересное катание под достойную музыку, выполняют это артистично, красиво, с балетной подготовкой. И выполняют надежно.

Это связано не только с достижением одного тренера. Уже несколько специалистов схватили эту идею, и начинается соревнование между тренерами — чья группа победит, кто больше сделает этих сложных элементов, у кого будут более стройные девушки, чьи программы будут более привлекательными. То есть здесь уже включился интерес соревновательной борьбы не только между спортсменами, но и между группами тренеров, между школами, между городами.

— В женском, я думаю, все-таки в большей степени между двумя лагерями в Москве — это "Хрустальный" и "Ангелы Плющенко". Вся ситуация с переходом учеников и последующим шоу-бизнесом вокруг этого — как вы восприняли?

— Это совершенно нормально. Человек находит себе другое другое место, привлекает к себе других специалистов — организуется два центра. Может быть, где-то в другом городе думают: "Ну что это, в столице такие-то центры, да мы не хуже, давайте-ка изобретем то-то и то-то". Так и развивается. Это правильная конкуренция.

Поэтому, например, это каким-то образом осуждать или раздувать со скандальным оттенком, мне кажется, неправильно. Это способствует активному отдыху наших трудящихся — первое. Второе — это способствует вовлечению детей в спорт, привитию им навыков смотреть, болеть, поклоняться кумирам и хотеть быть такими же, как они. Возможно, у них в этом виде спорта и не получится, но если они привыкли следить, хотеть, мечтать, то они будут делать это и в какой-то другой своей сфере деятельности.

— Кто произвел наибольшее впечатление из девочек в этом сезоне?

— Честно говоря, у каждой из тройки-четверки есть сильные стороны, поэтому я, например, не могу сказать, что вот эта — самая [лучшая] или у такой-то девочки самые лучшие прыжки, хореография или надежность. И оно все равно будет меняться, потому что каждое соревнование — отдельный старт. В каждом соревновании может быть смена лидера, и это нормально.

У нас выступают люди, дети, а не роботы. И это видно: сначала у нас была примой Липницкая, до Липницкой у нас были другие — Бутырская, Слуцкая. Потом Сотникова, Медведева, Загитова. И хорошо, когда их много! Кто-то сначала восхищался Липницкой, а потом перевел свой интерес на следующую чемпионку и так далее. Все правильно.

© РИА Новости / Александр Вильф

Перейти в медиабанк

Алина Загитова и Евгения Медведева

— Как вы думаете с вашим тренерским опытом: что должны сделать Загитова и Медведева для того, чтобы состоялось их возвращение на конкурентоспособный уровень?

— Они должны отказаться от любой деятельности, связанной с выступлением в шоу. Но они этого уже не сделают, поэтому я не могу сказать на 100%, но я предполагаю, что они уже в спорт высоких достижений не вернутся.

— То есть мы тогда смотрим на Валиеву, Трусову, Щербакову, Косторную, Туктамышеву?

— Да.

— У Лизы, как думаете, есть шансы составить конкуренцию московским девочкам?

— У них у всех есть шансы.

— С Алексеем Николаевичем не обсуждали? Все-таки у Лизы это будет третья попытка попасть на Олимпийские игры.

— У меня был ученик, который поменял 13 партнерш и стал чемпионом мира, Европы и Советского Союза. Известная Алена Савченко поменяла, поэтому надейся и жди, все впереди. Борись, стремись, жди своего шанса. И это Лиза делает.

Тренер-либерал

— Мы затронули тему перехода из “Хрустального” к Плющенко. Когда от вас уходили ученики, вы быстро отпускали ситуацию, или переживали?

— Первый день, когда ко мне приходят ученики, я себе говорю: как они ко мне пришли, так они от меня уйдут, потому что когда ученик приходит в первый класс, он все равно уйдет во второй, в третий, в четвертый и далее в институт, на работу в разные компании.

У меня не лагерь, и нет такого приема, чтобы я могла человека к себе привязать цепью. Поэтому я буду тренировать и наслаждаться — или не наслаждаться — работой с этим учеником до тех пор, пока наша совместная работа удовлетворяет друг друга. Если она не удовлетворяет, то ученик вправе в любой момент перейти к другому тренеру. Это его право. Но мы договариваемся так: если что-то не нравится — букет цветов, шампанское, спасибо, и я желаю тебе всего самого наилучшего. Потому что я не могу остановить ученика, который закончил у меня четвертый класс, чтобы он уходил в пятый или уходил в институт. Точно так же в любой профессии, в любой компании.

— Не было такого, что кто-то подошел, и вы не могли понять: что же я сделала не так?

— Нет. У меня была одна пара, девочка заболела мононуклеозом — это была Ирина Воробьева. У нас тогда в стране не знали, что это за болезнь, и она просто не могла ходить на тренировки. Партнер ждал ее полгода, больше не мог ждать, и он попросил другую партнершу, стал кататься с другой ней. Ирина выздоровела и стала кататься с другим партнером. И когда эти две пары остались у меня тренироваться, то одна должна была уйти, поэтому они пришли ко мне и сказали, что хотят перейти к другому тренеру. Я знала, к кому — к Алексею Николаевичу Мишину. У меня никогда не было сожаления, я всегда говорила: “Спасибо, до свидания, успеха!”

Вот сейчас ко мне пришли Анастасия Мишина и Александр Галлямов, которые длительное время — да всю свою жизнь — тренировались у Великовых. Я ценю ту работу, которую с ними провели тренеры, и то мастерство, которым владеют спортсмены, хочу что-то добавить. А вдруг им наше содружество не понравится, будет им некомфортно? Чем я могу держать их? Это норма — люди уходят, как везде. В семьях уходят.

— Вы жесткий тренер?

— Нет, я либерал. Я как-то читала статью в научном журнале, где как раз рассматривались характеры: либерал, демократ, автократ и так далее. Я посмотрела и подумала, что я, пожалуй, отношусь к типу тренера-либерала. Я жду, когда ребята мои замечания воспримут и будут делать самостоятельно, почувствуют, что это им надо. А если один раз заставил, второй раз заставил, то потом третий раз уже не заставляется. Я хочу, чтобы мы делали общее дело как коллеги, а не как “я начальник — ты дурак”. У меня так не работает.

У меня работает тогда, когда мы становимся коллегами, даже если ребята еще молодые. Вообще-то сейчас по сравнению с моим возрастом они все молодые (смеется). Но я как-то душевно пытаюсь построить, вернее, прочувствовать своим сердцем и мозгом, что я с ними как бы одного возраста — вот что они любят, что им приятно, что бы они хотели — для того, чтобы как-то идти с ними на одной волне. А вот такой автократический тип руководства или…

— Повысить голос, нецензурную лексику использовать.

— Повысить голос... Ну, я один раз свою ученицу назвала дурой. Это было давно-давно. И извинилась перед ней.

— Что ж она такого сделала? Вернее, не сделала.

— Не помню. Но я считаю, так как я закончила школу с серебряной медалью из-за русского языка и все-таки кандидат наук, то мне моего знания русского литературного языка достаточно, чтобы объяснить моим ученикам то, что я хочу им сказать. Я считаю, что те фигуристы, с которыми мы занимаемся, тоже достаточно хорошо воспитаны и образованы для того, чтобы использовать русский литературный или хотя бы английский язык.

— Матом вообще когда-нибудь ругались?

— Нет, никогда.

— Ни разу?

— Ну, я не знаю, куда креститься. Честно.

Олимпиада-2022

— Как вам возвращение Нины Михайловны Мозер к активной тренерской деятельности, начало работы с тремя парами в России сейчас?

— Почему я должна обсуждать действия Нины Михайловны? Она живет своей жизнью, я живу своей.

— Нет, я к тому, что возвращается к работе, у вас же появляется конкурент тренерский.

— (Смеется) Во всем мире столько тренеров, которые являются конкурентами. Я не оцениваю и не слежу, кто еще появился. Во всем мире полно тренеров, которые являются как бы конкурентами. Я на это не обращаю внимания.

— В предолимпийском сезоне чемпионат мира, который нас ждет в самое ближайшее время, затем уже подготовка к Пекину. На ваш взгляд, кто основные конкуренты российских пар?

— Китайские и канадские спортсмены, потому что мы даже не знаем пока, как они катаются. И американские тоже.

— То есть по большому счет такой серьезный тест — чемпионат мира?

— Да, если все туда приедут, потому что еще в начале сезона было заявлено, что канадцы не пошлют спортсменов на соревнования. Но возможно, все это изменится. А потом, я всегда стараюсь рассматривать более широкий круг конкурентов, потому что никто не знает, что они там делают за то время, пока мы здесь.

— Ну да, мы же китайцев по сути и не видели.

— Китайцев мы не видели, канадцев мы не видели. У нас нет развитой сети осведомителей (смеется).

— Шпионов не хватает.

— Ну нет, осведомителей, как они катаются. Потом выскакивают у них иногда "темные лошадки" — это естественно. Точно так же, как и у нас. Поэтому надо предполагать, что конкурентов будет больше, и к этому готовиться. Будет их меньше — нормально.

— Бойкова/Козловский и Тарасова/Морозов — две сильнейшие пары на данный момент в стране?

— На данный момент по результатам да.

— Кто может быть тем чертом из табакерки, кто третьим выскочит?

— У нас еще есть две сильные пары: Мишина/Галлямов и Павлюченко/Ходыкин. Это две тоже очень серьезные, хорошие пары. Они обладают и технической, и артистической подготовкой и имеют опыт участия в международных стартах.

© РИА Новости / Александр Вильф

Перейти в медиабанк

Слева направо: Дарья Павлюченко и Денис Ходыкин, Александра Бойкова и Дмитрий Козловский, Евгения Тарасова и Владимир Морозов

— Козловскому прилетело от вас за "В очередь"?

— Я этот вопрос с ним не обсуждала. Ну, молодежь не всегда думает, когда нужно что сказать, и, может, где-то не всегда сдержана. На то она и молодежь, так что мы не будем их судить строго.

— В интервью Елене Вайцеховской вы говорили об отметке активной деятельности в 85 лет. Ничего не поменялось?

— Что вот вы всё читаете... Я что-то такое всегда говорю и не помню, что кому говорила (смеется). Давайте так: я занимаюсь не работой, а любимым делом, для меня это хобби. Некоторые специалисты говорят: "Вот я занимаюсь любимым делом, а мне еще за это платят зарплату". Другие люди так говорят. А мне просто нравится брать двоих молодых, разноплановых, разнохарактерных, может быть, даже где-то враждебно настроенных друг против друга людей и из них строить потом кумиров для зрителей, которыми будут восхищаться.

Как почетный гражданин я часто встречаюсь с коллегами в Петербурге. Вот сейчас, к сожалению, уже нобелевского лауреата Жореса Алферова нет, но я на него смотрела и думала: вот он создает материальное богатство, которым пользуются миллионы людей, а что я создаю?

— Искусство, которое дарит эмоции.

— Ну вот, наверное. И меня вот это всегда… Я чувствовала себя не то что несчастной, но, по сравнению с такими людьми, неполноценной. Что я создаю? Я создаю только спортивную пару или фигуристов, которыми другие люди наслаждаются. Так вот мне и хочется создавать это, одно поколение за другим. И чтобы они были разными. Чтобы это не была копия прежних учеников, чтобы шло развитие, чтобы новые ученики отличались чем-то другим от прежних моих учеников. Но все равно это все нематериально, вот это меня как-то расстраивает. Но такая профессия.

Игорь Борисович

— Я вспомнил слова Татьяны Анатольевны Тарасовой, что Тамара ничего не боится, потому что за спиной всегда Игорь.

— Да. Это мой главный стержень, потому что наша совместная жизнь в течение 56 лет была таким крепким союзом, действительно настоящей семьей. И сейчас, когда его уже нет, я могу сказать, что для меня он был прекрасным мужем, мужчиной, тылом, отцом. И профессионалом высокой марки, потому что он меня учил работать. Я, правда, иногда пренебрегала, думала: "Да ну, он уже старый тренер, я лучше знаю, как надо", и делала по-своему. И только через десять лет после одного его совета я себе сказала: "Дура, дурочка! 10 лет назад он тебе сказал не делать этого. Прошло 10 лет, и ты к этому пришла".

Но у нас жизнь была наполнена не только работой. Некоторые говорят: "Вот, вы фанаты". Да мы не фанаты! Мы и в театр ходили, и у нас много знакомых, друзей, и Игорь занимался, он был яхтсменом, даже чемпионом СССР в классе “Финн”. Поэтому сказать, что наша жизнь была зациклена только на фигурном катании — нет.

— А вы с Игорем Борисовичем ругались?

— У нас была одна ссора, связанная с ссорой между нашими учениками. А так не ругались, никогда не кричали друг на друга, не били посуду. Что там еще бывает?

— А в чем секрет? Как это возможно?

— Секрет? Наверное, я пыталась так говорить, чтобы никого не обижать, а он меня, наверное, любил (улыбается).

— До последнего момента он подсказывал что-то и давал какие-то советы?

— Последние года три, когда ему уже тяжело было, он не тренировал, но приходил, садился на катке и говорил: "Тамара, ну почему ты не слушаешь? Посмотри, как далеко у тебя катаются спортсмены! Что это за парное катание?" Это действительно правильно, но сейчас как-то молодежь не такая исполнительная, как была раньше.

И когда он уже не смог ходить на занятия, он всегда, когда я возвращалась домой, спрашивал, как прошла тренировка. Я говорила всегда: "Ой, Игорь, сегодня очень хорошо было", хотя в это время были не очень хорошие тренировки, потому что у меня появились новые молодые спортсмены, которые не хотят уступать друг другу. Не хотят найти, каким же образом им сделать общее дело, не выставляя свое "я". Ну, сейчас все потихонечку наладилось, так что все в порядке.

— Не хотели расстраивать его?

— Да. Я вообще старалась всегда подумать, что сказать спортсмену, тренеру или коллеге, чтобы не расстроить человека или, если это мое какое-то замечание, преподнести его в таком ключе, чтобы это было улучшение, а не наказание; чтобы это способствовало улучшению дела, а не чтобы человек расстроился.

Блокадный Ленинград

— Вы родились на четвертый день войны. Мама рассказывала об эвакуации из блокадного Ленинграда?

— Насчет эвакуации нет, я не помню. Но, по-моему, уже в сентябре нас эвакуировали на Урал, в город Лысьва, где родилась мама. Мы жили в доме ее родственников: родного брата и сестры. Что я помню из того времени: там же жила тоже эвакуированная из Москвы моя двоюродная сестра, и я с третьей полки шифоньера — тогда шкафы так назывались — у этой сестры Тани украла кусочек хлеба в 100 грамм.

— Который суточная норма?

— Да. Мне было три года. Вот это они мне рассказывали такое.

— И все съели?

— Да.

— Попало, наверное, тогда?

— Конечно, попало.

© РИА Новости / Юрий Сомов

Перейти в медиабанк

Тамара Москвина и Алексей Мишин в конце 1960-х годов

— А возвращение в Ленинград помните?

— Возвращение я помню. Но нас из Лысьвы перевезли в Хабаровск, потому что папа служил во время окончания войны в Хабаровске, он был авиационным инженером. И я там пошла в школу. Я была маленького роста, и меня всегда обижали.

— Кто вас обижал?

— Мальчишки сначала. И папа говорит: "Давай я тебя научу". Он меня научил боксировать (смеется). С тех пор я стала драться с мальчишками, и они меня называли Орел. Мы бегали по двору, прыгали с крыш сараев, и с тех пор я стала смелой и ничего не боялась.

Я пошла там в первый класс, после первого класса мы с семьей переехали в Ленинград, отец продолжал учиться в авиационной академии. Ну, и я закончила школу, и пошло-пошло...