Олимпийская чемпионка 2022 года Анна Щербакова восстанавливается после мононуклеоза. Двукратной чемпионке России Ксении Дорониной повезло меньше, из-за этой болезни она была вынуждена завершить карьеру. Фигуристка рассказала в интервью РИА Новости Спорт о коварстве вирусного заболевания, безденежье 90-х, ревности к Елизавете Туктамышевой и страхе современных детей.
"Была в тяжелом состоянии, а тренеры думали, что халтурю"
— В 2010 году СМИ писали, что вы завершили карьеру, не сумев восстановиться после инфекционного мононуклеоза. Это правда?
— Да. С детства у меня были мечты кататься минимум лет до 25. Хотелось долгую карьеру. Тогда так было принято. Но в 18 лет я серьезно заболела после удачных для меня сезонов, когда карьера пошла в гору. Врачи категорически запрещали нагрузки и в принципе поставили крест на том, что я смогу вернуться на лед. Так я полностью пропустила один год, а потом все же попыталась вернуться в соревновательный режим, напомнить о себе, но плохие прогнозы сбылись. Ту нагрузку, какую должен выдерживать фигурист, я не смогла выдержать. Но и кататься просто для себя не хотела. В 20 лет приняла решение, что мой путь таков, со спортом пора расстаться.
— Как вам поставили этот диагноз?
— Симптоматика длилась месяцев пять до итогового диагноза. Я чувствовала, что нет сил на нагрузки. Тренер дает выходной, а он мне не помогает. Я пыталась тренироваться и жить обычной жизнью, поэтому была уже в довольно тяжелом состоянии. И хорошо, что в принципе осталась относительно здоровым человеком. Грань была реально опасная. Было сложно, потому что врачи говорили тренеру: “Переутомление, дайте ей отдохнуть”. Мне дают отдых, а я все такая же обессиленная.
— Тренеры иногда думают в подобных случаях, что это симуляция.
— Ну да. Одно дело, когда есть бумажка от врача: болеем тем-то, лечим то-то, нужны такие-то ограничения в нагрузках. И другое, когда просто переутомление и вроде как отдых, который не помогает. Когда идет работа на высоком уровне, есть ориентация на результат, это воспринимается с недоверием. Я пыталась убедить, что не халтурю, не симулирую и не ленюсь.
— Неприятная для спортсмена болезнь. Люди ломают руки и ноги, могут потом вернуться на лед как ни в чем не бывало, если у них есть возможность усиленно тренироваться. Мононуклеоз как раз этой возможности лишает.
— Мы все привыкли работать на пределе своих возможностей, а тут ты понимаешь, что предел твой стал минимальным. И никто тебе помочь не может. И вообще все говорят, что надо закончить со спортом и заняться чем-то другим. Врачи сборной говорили: “Иди, Ксюша, доучивайся, здесь ничего у тебя больше не будет”. Трудно было осознать головой, что физически я больше не робот, не машина, способная выдержать все что угодно и стать от этого только лучше.
"Дети боятся и плачут, приходят травмированные"
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Работаю тренером в академии фигурного катания в школе олимпийского резерва. С этого сезона мне снова дали набор начальной подготовки. Девять лет назад у меня уже были такие детки. Сейчас они уже взрослые. До этого были группы учебной тренировки 9-12 лет.
© из личного архива Ксении Дорониной
Ксения Доронина
— Александр Жулин говорил в своей автобиографии, что не представляет, как научить чему-то пятилетних детей. Объяснить “кросс-ролл” и “шассе” тем, кто эти слова выговорить еще не способен.
— Самый тяжелый труд — поставить на коньки. И при этом не иметь никакого творческого разнообразия в программах и элементах. Преклоняюсь перед тренерами, которые умеют сделать это так, чтобы ребенок влюбился в фигурное катание.
Ко мне маленькие дети иногда приходят от других тренеров. Ты еще ничего не начал говорить, а они уже боятся и плачут. Потому узнаешь от родителей, что с прежним тренером бывали ситуации, из-за которых ребенок уже психологически травмирован. Нужно время, чтобы ребенок снова смог довериться и понять, что ничего страшного ему не грозит.
— В 90-е годы, когда вы начинали кататься, насколько это было накладно для семьи?
— Я не из сильно богатой семьи, да тогда это и не было условием, чтобы добиться успеха. Сами тренировки были бесплатными. Но мама рассказывала, как в ЦСКА, в оздоровительных группах родители сбрасывались на бензин, чтобы машина могла залить лед.
— Вы начинали в ЦСКА, а потом оказались в Петербурге. Как?
— Мама у меня питерская, бабушка и дедушка там жили, поэтому я часто бывала на каникулах и даже ходила в “Юбилейный” тренироваться, чтобы не потерять форму. В Москве я тренировалась у Елены Германовны Водорезовой. Папе по работе нужно было переехать в Петербург, и мы решили совместить это с переходом к Алексею Николаевичу Мишину. У него тогда был суперуспех, гремел Евгений Плющенко, поэтому мы посчитали, что это хорошая идея.
© из личного архива Ксении Дорониной
— Как вы, еще ребенок, восприняли этот переход?
— У Елены Германовны в группе была строгая атмосфера. Были лайтовые моменты на сборах, но в целом мы были в ежовых рукавицах. Она очень волевой человек с четким видением стратегии и планом работы, которого все должны неукоснительно придерживаться. Слезы, скажем так, не приветствуются. У Алексея Николаевича в группе с выражением эмоций было попроще. Понятно, что это не поощряется, но иногда дать себе слабинку, всплакнуть было можно. Ну и технически это совершенно разные школы, подходы.
— С Плющенко вы на одном льду тренировались?
— Тогда у него уже был отдельный лед. Но тех, кто показывал результат, брали туда дополнительно. Мы смотрели во все глаза. Надо было только не мешаться под ногами, особенно когда шли прыжки или прокаты программ.
— Сейчас на призовые от соревнований вполне можно жить. Как было тогда?
— Тогда были другие доходы. В последний год моей карьеры началось спонсорство "Ростелекома", у фигуристов появились зарплаты, призовые за этапы Кубка России. В Казани, например, за первые три места дарили телевизор, пылесос и что-то еще. Помню, как везла на поезде пылесос. Иногда дарили кубок, сладости. Финансово не поощряли. На европейском первенстве я попала в десятку, за это были какие-то выплаты.
"Мишин говорил: лучше два плохих мальчика, чем одна хорошая девочка"
— Помните эмоции от первого золота на чемпионате России?
— Оно было сюрпризом и для тренеров, и для меня. Морально я была, думаю, не готова к тому, чтобы ехать на главные старты и представлять там свою страну. Моя первая поездка на чемпионат Европы была провальная.
— Тогда вы и поняли, что готовы сменить тренера?
— Я была слишком молода, чтобы уметь точно понимать свои чувства и формулировать мысли. К нам в группу пришла Лиза Туктамышева, она была маленькой девочкой, но Алексей Николаевич ей уже уделял много внимания — очевидно, его чутье подсказывало ему, что из нее вырастет большая спортсменка. Я ревновала. Ревность присутствует в любой группе, мне кажется. Мне не хватало внимания, а учитывая цели поехать на этапы Гран-при, снова хорошо выступить на чемпионате России, эта нехватка ощущалась особенно остро. Надо было что-то менять.
Анализируя это уже будучи взрослой, думаю, сказалось неумение разговаривать, делиться мыслями с тренерами, преодолевать свою обиду, которая в какие-то моменты становилась больше меня самой. Я видела только один выход из ситуации — уйти к другому тренеру.
— Могли ли мы все тогда предположить, где будет эта самая Лиза Туктамышева спустя 15 лет?
— У Профессора глаз наметан. Он уже тогда видел эти задатки чемпионки в ней. Может, у нас не сложилось еще в силу того, что девочки были для него новыми существами, со своими капризами и особенностями, с которыми не всегда понятно, как управиться. Сейчас у него уже гораздо больше опыта.
— Но по большому счету, Лиза остается единственной девочкой, с которой у него все сложилось всерьез и надолго.
— Он просто всегда говорил, что лучше два плохих мальчика, чем одна хорошая девочка.
— Как вы уходили от Мишина?
— Алексей Николаевич был все время в поездках, то сборы, то соревнования, а Татьяна Николаевна (жена Мишина и тренер в его группе — ред.) так же меня тренировала, как и он. Мама сказала: "Ты уже взрослая, 17 лет. Приняла решение — иди сама, разговаривай, подбирай слова, какие считаешь нужными".
Я приехала на каток, поговорила с Татьяной Николаевной, объяснила ей все, поблагодарила. Алексею Николаевичу, получается, мое решение передали. Обиду никто не держал, у меня с течением времени осталась к нему только благодарность за опыт, за прекрасные 5 лет, которые дали мне огромный толчок.
— При смене тренера на Аллу Пятову вы, однако, смогли повторить свое наивысшее достижение уже на следующий сезон. Как вам это удалось?
— Молодым спортсменом часто движет энергия обиды. Острое ощущение, что тебе уделили недостаточно внимания, все та же ревность. На этом топливе ты готов работать безостановочно, чтобы показать еще более высокие результаты.
— Помните свои ощущения от того, что на чемпионате России стали появляться 12-летние вундеркинды? Сотникова, Туктамышева, потом и другие.
— Я чувствовала, что они другие. С более устойчивой психикой. После Турина-2006 у нас был простой. Вроде были девушки, ездили на чемпионаты мира и Европы, но особо выделиться и закрепиться ни у кого не получалось. А эти маленькие девочки выходили и просто спокойно катали свои программы, пока мы переживали, думали об ответственности или каких-то своих проблемах. О страхах, что не оправдаем надежд тренера или федерации. С нас спрос был больше в силу опыта и возраста. Им нужно было просто себя показать. Но при этом они были гораздо сильнее нас в психологическом плане.
— От них веяло уверенностью, что они не упадут.
— Это ощущалось как приход другого поколения. Пока мы сидели в своих мыслях и сомнениях, эти дети не ошибались никогда — ни в прокатах, ни на тренировках. Это немного било по спортивному самолюбию, потому что трудно было объяснить их феномен и еще труднее — ему соответствовать.
"Надеюсь, у Щербаковой не будет тяжелых последствий мононуклеоза и она вернется в спорт"
— Кто в современном женском одиночном катании вам ближе всего?
— Последние как минимум два олимпийских цикла наши девочки лучшие во всем. Каждая их них прекрасна, перед каждой преклоняюсь. Это огромный труд, море слез, боли и прочего. Обижать никого не хочется, мне нравятся все.
Технически и эстетически очень импонирует Камила Валиева. Я получаю удовольствие, когда смотрю на ее катание, как она проживает программы на льду. Саша Трусова, способная справиться с любым прыжком в четыре оборота. Аня Щербакова фантастическая. Если сравнивать их с нашим поколением, то это уровень за гранью. В плане прыжков, вращений, всех элементов. Смотришь и понимаешь: сколько бы ты ни тренировалась, наверное, ты бы так не смогла. Ловлю себя на мыслях, что это какой-то Олимп небесный.
— Когда об этом задумываешься, начинаешь переживать, что за этим Олимпом неминуемо последует спад или, по крайней мере, застой.
— Да, потому что техническая планка уже поднята до предела. Что еще они могут сделать? Ну, допустим, можно выучить пятерной прыжок или аксель в четыре с половиной оборота. Но если честно, женское одиночное в целом постепенно теряет для меня остроту. Иногда накатывает ностальгия по девяностым, когда девушки боролись с собой, чтобы прыгнуть тройной лутц (смеется). Прыгнула — все, ты чемпионка мира.
Отбор на тот же “Хрустальный конек” сейчас выглядит фантастически. Но этим детям с ультра-элементами всего по 11 лет. Хочется, чтобы женский спорт не был юниорским. Чтобы жизнь в спорте была подольше. Запредельные нагрузки приводят к тому, что детский организм с ними не справляется.
© из личного архива Ксении Дорониной
— Не может ли в этом смысле отстранение России от международных соревнований продлить карьеру Валиевой? Когда нас допустят, ей все еще будет что выигрывать, плюс есть возможность немного сберечь здоровье.
— Я на это надеюсь. И желаю всем девочкам, чтобы они дотерпели и сохранили здоровье. Сейчас у них тяжелое время со сниженной мотивацией без серьезных стартов.
— Скажете несколько слов поддержки Анне Щербаковой, которая столкнулась с такой же неприятной болезнью, как и вы в свое время?
— Медицина шагнула вперед за последние 15 лет, так что, надеюсь, для нее инфекционный мононуклеоз обернется минимальными последствиями. У этой болезни свои моменты опасные, при нагрузках может случиться разрыв селезенки. Но у Ани вроде бы до такого плохого состояния не дошло, к счастью. Она сейчас под наблюдением врачей, ничего криминального не случилось. Я надеюсь, что у нее не будет таких тяжелых для здоровья последствий, как были у меня, и Аня обязательно вернется в спорт.