Когда в женском одиночном катании еще не было повальной моды на ультра-сложные прыжки, от России на международных стартах выступала удивительная фигуристка Алиса Федичкина. Мягкая, нежная и очень женственная - и ничего, что ей тогда было всего тринадцать.
Федичкиной ставили умопомрачительные программы, идеально подходящие к ее фактуре и характеру. Она даже могла бы получить титул чемпионки мира среди юниоров, и кто знает, как тогда сложилась бы ее карьера, но драматичная травма Алисы на разминке перед произвольной программой все планы и надежды обнулила.
Она готовилась выступить на чемпионате России-2018, но тоже снялась из-за травмы. Через пару месяцев перешла от Евгения Рукавицына к Алексею Мишину и вскоре тихо завершила карьеру — никаких официальных заявлений на этот счет не было.
Сейчас Алиса Федичкина учится на втором курсе в университете имени Лесгафта — на тренерском. Тренирует детей в школе "Старт Айс" в Юбилейном — это школа Татьяны Николаевны Прокофьевой.
В первом после завершения карьеры интервью для РИА Новости Спорт — ответы Федичкиной на все важные вопросы.
Алиса Федичкина
— Что привело вас к решению завершить карьеру? Проблемы со здоровьем или, скорее, ощущение, что в нашей жесткой конкуренции невозможно чего-то добиться?
— В первую очередь, я ушла из-за здоровья. Я какой-то сезон — двадцатый, по-моему, — очень часто болела. Уходила на больничный на неделю-полторы, потом недели две восстанавливалась и опять заболевала. За год больше пяти раз. Из-за этого не могла набрать нормальную форму, чтобы выступать. А еще через год начались экзамены, мне нужно было готовиться к ЕГЭ, это тоже отнимало время. Плюс понимала, что на тот уровень, на котором я была, я уже не вернусь. Если и возвращаться, нужно прыгать ультра-си, потому что без них невозможно. Все это в совокупности сыграло роль.
— Чемпионат мира в Дебрецене с вашим участием мне вспоминается как один из самых драматичных юниорских турниров в женском одиночном катании. Расскажите, что именно тогда произошло, что вам пришлось сняться с произвольной программы?
— Я разминалась, практически уже заканчивала разминку, буквально делала последние прыжки на полу. А дальше отрывочно вспоминаю: я упала, какие-то белые блики в глазах, лежу на полу и смотрю на свою ногу. А там косточка огромная, опухла, и нога в два раза больше, чем кроссовок. Ко мне подбежал Евгений Владимирович. Там еще от зала до медпункта было очень далеко идти, и он меня нес на руках. У меня был болевой шок, наверное. Дальше помню, как тренер принес меня в медпункт. Вокруг меня стояла вся федерация. Мне давали какие-то бумажки, которые нужно было подписать, чтобы сняться с соревнований. Я ногу в конек засунуть бы не смогла. Кололи обезболивающие в ногу... и не только. Но не помогало ничего. Я даже ходить не могла и, естественно, снялась.
— Это был перелом?
— Нет, у меня был разрыв связок и надрыв других связок. Без перелома.
— Следствие повышенных нагрузок или неудачное приземление?
— Неудачное приземление.
— Страшно представить, что если это несчастный случай, он мог бы произойти на Олимпиаде, например. Был спортсмен и нет спортсмена — ни ходить не может, ни коньки надеть.
— Да, печально до ужаса. И ничего с этим не сделаешь.
— Можно ли считать ту неудачу переломным моментом в карьере, после которого все пошло как-то не так? Все же вы не просто медаль могли выиграть там, но и золото. Лидировали после короткой программы. Звездный час.
— Я потом очень долго восстанавливалась, это факт. Мне наложили гипс, я ездила на процедуры, а пока нога была в гипсе полтора месяца, меня забирал из дома наш офпист Андрей Борисович. Привозил в Академию, я там занималась на полу ОФП, как могла — пресс, руки, все, что не касается ноги. Спасибо всем, кто меня тогда поддерживал, не бросил в трудную минуту. Я им очень благодарна. Меня восстановили, мы поехали на сборы, где как раз и ставили "Русский танец". Когда были контрольные прокаты в Новогорске, я была еще вообще не в форме, даже каскад "три-три" не прыгала, но все с пониманием относились к этому. Но к концу того сезона я хорошо каталась, на чемпионате России неплохо выступила. Не знаю, переломный это был момент или нет, но на течение карьеры он повлиял точно.
— До всех проблем со здоровьем вы думали о том, что надо учить сложные прыжки?
— Тогда, кроме Лизы Туктамышевой, никто не прыгал тройной аксель, а о четверных речи вообще не было. Единственное, когда я каталась по юниорам, практически никто не исполнял в короткой программе каскад "три-три" во второй половине. И когда я катала "Сентиментальный вальс", меня такой каскад отличал от других. Четверные я никогда не учила. Только когда у Алексея Николаевича тренировалась, тройной аксель на удочке пробовала, но так... безуспешно.
— Тройной аксель реально настолько по ощущениям отличается от двойного? Ну что там, казалось бы, один оборотик добавить.
— Принципиально другая сила, крутка, техника. Намного сложнее, чем двойной. Страшно
— И на удочке страшно?
— Ну, на удочке не страшно, а просто так вкручиваться очень страшно. Не знаешь, куда и как приземлишься, можно разбиться совсем.
— Ваши программы начала юниорской карьеры я бы приводила в пример индивидуальной работы со спортсменом — по точности попадания в образ и тонкости выбранной музыки. Расскажите, как вы над ними работали.
— "Сентиментальный вальс" я катала в 13 лет, в свой первый юниорский сезон. Хотелось что-то легкое, что бы мне подходило. Тяжелое и грубое — не про меня. Искали именно то, что подчеркнуло бы мои лучшие стороны. Вальс поставила Ольга Германовна Глинка, а программу "Кошки" — Валентин Молотов. Эти "ушки", движения — все он придумал. "Русский танец" тоже ставила Ольга Германовна, — это, наверное, одна из моих любимых программ.
Алиса Федичкина
— Вас для него настраивали каким-то особенным образом? Вроде представить перед собой русское поле, Волгу, Дон, чтобы передать характер музыки и душу.
— Ольга Германовна просто говорила, что я катаю русскую красавицу (смеется) Ну, я и катала.
— К слову о красоте. Болельщики любят развлекаться тем, что устраивают виртуальные конкурсы, где выбирают самую красивую фигуристку. Вы часто были в этих конкурсах в числе лидеров. Есть у вас вот это внутреннее ощущение, что вы вообще-то невероятно красивы?
— Судить о своей внешности сложно, я бы так никогда не сказала. Ну, бывает, мне говорят комплименты. Но чтобы я считала себя самой нереальной красоткой во всем мире — нет, такого нет. Считаю, что я обычный человек с обычной внешностью.
— Красота в спорте и жизни мешает или помогает?
— В нашем виде спорта эстетика играет роль, но в целом судьи же не оценивают лицо. Прыжки и компоненты важнее внешности. Но если ты симпатичный, хуже от этого не будет точно.
— Правда, что вы ростовская казачка?
— Да нет (смеется). Не казачка. Родители оба в Ростове родились, а про предков подробности не знаю. Но в Ростове я жила около Старочеркасска, станицы, где живут казаки.
— Вы много времени провели, тренируясь в группе Евгения Рукавицына. Какая там атмосфера, какие отношения между тренерами и ребятами?
— Да отличная была атмосфера, ребята все дружили, тренеры очень хорошо к нам относились. Вообще ничего плохого не могу сказать. Сборы всегда проходили гладко, тренировки тоже.
— Вы, наверное, понимаете, почему я спрашиваю. Повод — недавнее интервью Елизаветы Нугумановой, где она обвиняет тренерский штаб Рукавицына в жестоком обращении.
— Если говорить насчет претензий к весу, мне кажется, борьба с ним есть в каждой группе, и это абсолютно нормально. Потому что чем меньше вес в пределах нормы, тем лучше результат, и если тренер говорит, что нужно похудеть, в этом нет ничего обидного. А так... чтобы в группе кого-то гнобили, не могу себе представить. По крайней мере когда я каталась там, все было отлично.
— Хорошо помню старт в Риге — ваш первый юниорский гран-при. Реакция тренера в кике бесценна — он выглядел самым счастливым человеком на планете. Такой, знаете, гордый отец.
— Сейчас, будучи тренером, я очень разделяю его чувства. Когда ты готовишь человека, вкладываешь в него силы и душу, а он на старте делает идеально все, над чем вы работали, хочется его и на руки поднять, и обнять, и расцеловать, и все что хочешь сделать. (смеется)
— Вы тепло говорите о Евгении Рукавицыне. Почему решили поменять тренера в какой-то момент?
— Показалось, что ушло взаимопонимание. Просто хотелось какого-то нового опыта, попробовать себя в чем-то другом. Никакого криминала.
— Как думаете, почему у спортсмена и тренера иногда теряется взаимопонимание?
— Сложно сказать. У всех по-разному. Наверное, сказываются трудности возраста, или тренеры к спортсмену начинают как-то иначе относиться.
— У вас была трогательная юношеская история любви с Димой Алиевым, даже документальный фильм про вас снимали. Сейчас общаетесь с ним?
— Особо не общаемся, не видимся, нигде не пересекаемся. Мы были очень юными и разошлись, потому что у нас были разные пути, цели. Разные понятия о счастье. Просто мы повзрослели и поняли, что мы разные люди.
— Есть стереотип, что романтические отношения мешают спортивным результатам. Иногда тренеры даже жестко контролируют такие моменты.
— У всех по-разному, на нас это не особо влияло, потому что мы имели возможность много времени проводить вместе без отрыва от тренировок — разминки, лед, соревнования. Совместно проведенное время никак не отвлекало, наоборот даже — поддержка помогала каждому.
— Тренеры не подшучивали по-доброму над ситуацией? Мол, Ромео и Джульетта на льду Академии.
— Нет, вообще нет. С уважением к этому относились. Ну, и мы в свою очередь на тренировки никак отношения не переносили, серьезно воспринимали работу.
— Как вам работалось с Мишиным?
— Алексей Николаевич очень мудрый человек. Много вещей он мне рассказал и показал, которые я сейчас использую в работе тоже. У него немного другой подход к тренировкам. Мишин вообще суперспокойный. Был непривычный для меня момент, что у Рукавицына у нас разминки проходили самостоятельно, а у Мишина разминки вела Татьяна Николаевна, и мне казалось, что это не разминка, а ОФП. Я выходила после разминки на лед никакущая первое время — вот к этому нужно было привыкнуть.
— А подходы к дисциплине и взвешиваниям от группы к группе отличаются?
— Да в принципе плюс-минус одинаково. Взвешивания перед тренировками, это все записывается. У Евгения Владимировича мы каждый сам взвешивались, записывали, относили эту бумажечку с цифрой тренерам. Сами разговаривали, если что-то не так. У Алексея Николаевича в зале были весы, мы просто приходили и взвешивались. И многое все равно остается на самостоятельную работу и самоконтроль — у всех так.
— Растущий вес в пубертат — правда такая сила, с которой невозможно бороться?
— Иногда это реально необъяснимо — кто-то не поправляется вообще, а кто-то от яблока полкило прибавляет. Такое бывает! Кто-то ест конфеты и не поправляется. У всех по-разному наступает пубертатный период. В среднем это бывает лет в 16-17. Иногда это выглядит как небольшая припухлость, не как прямо лишний вес. Постепенно накапливается. У нас если спортсмен поправляется на 400 граммов, это уже заметно. Ты произвольную программу нормально не выкатаешь, потому что устанешь к концу и будешь задыхаться. Прыжки будешь недокручивать, катание пострадает. Мелочей нет, держать вес — реально важно.
— Есть ощущение, что тренеры часто требуют от спортсмена похудеть, но не умеют объяснить, как это грамотно сделать. Вам такие вещи рассказывали или нужно было все самостоятельно узнавать?
— В группе Алексея Николаевича, если есть какие-то проблемы с весом, он отправляет к диетологу, к специалисту, который с гормонами работает. Диетолог составляет план питания, объясняет, из-за чего ты поправляешься и как сможешь похудеть. То есть если есть проблема, тренер сразу отправляет к врачу, чтобы никаких глупостей не наделала. У Евгения Владимировича я в принципе не сталкивалась еще с такими проблемами, разве что перед последним чемпионатом России, с которого снялась. То есть максимум мне говорили похудеть на полкило, а это так, несерьезно.
— Если оглядываться назад на вашу карьеру, что-то в ней вы бы изменили?
— Могу только вспомнить чемпионат мира в Дебрецене. Мне, конечно, интересно, как сложилась бы моя карьера и жизнь, если бы не тот инцидент. Эта мысль меня иногда занимает.
— Долго переживали тогда?
— Когда уже прилетела домой, думала только о том, чтобы скорее восстановиться и набрать форму. Старалась не страдать и не загонять себя, наоборот, была мотивация вернуться еще лучше в следующем сезоне. А так иногда задумываюсь, и грустно становится. Думаю, а что, если бы?.. Но если бы да кабы. Что об этом теперь сожалеть. Случилось так, как случилось, уже ничего не исправить.
— Кто из фигуристок вас вдохновлял?
— Я постоянно смотрела видео и пыталась примерить на себя какие-то вещи, подсмотренные у двух фигуристок — Эшли Вагнер и Елены Радионовой. Для меня они — эталон женского катания.
— Ого, неожиданно. Мне кажется, Лена ненамного старше вас. Года на три всего.
— Да, но даже когда мне было лет 9-10, я смотрела ее юные выступления и равнялась на нее.
— Эшли Вагнер как пример — довольно необычный выбор для российской фигуристки. Как думаете, ее игривость, способность флиртовать в программах — это врожденное качество или наработанное?
— Мне кажется, в базе это либо дано, либо нет. Эшли вот дано, и она еще это развивала дополнительно. Мне это в ней очень нравилось.
— Что из неочевидных бонусов в жизни дало вам фигурное катание? Все сказали бы про стойкость, характер, красивую фигуру, возможность путешествовать.
— Может быть, чувство вкуса. Я с раннего возраста начала краситься, прически себе делать, костюмы выбирать.
— Но и на школу время у вас оставалось, судя по тому, как вы ведете разговор.
— До шестого класса я старалась ходить в школу постоянно, оценки были хорошие. На переменах бегала в библиотеку. Мне кажется, если бы я не была спортсменкой, была бы отличницей. После шестого класса мы уже переехали в Питер, поэтому я училась дистанционно. Конечно, это влияет на успеваемость. Но старалась заниматься с репетиторами, чтобы совсем не отупеть.
— Вы по натуре, мне кажется, перфекционистка.
— В какой-то степени да. У меня всегда было на тренировках такое, что если три раза подряд не сделаю все как надо, со льда не уйду.
— Вы всегда хотели стать тренером?
— Я еще будучи спортсменкой думала о том, что хочу тренировать. Обожаю детей, люблю работать с трехлетними малышами, они очень милые. Люблю все им разжевывать, как нужно делать, чего нельзя делать. Это прямо мое.
— Самым старшим воспитанникам сколько? Они, по идее, что-то уже прыгают у вас.
— Шесть лет. Одинарный аксель скоро будем учить и двойные.
— Дети обычно обожают таких вовлеченных в процесс тренеров, дарят им всякие штучки, своими руками сделанные.
— Ой, правда. Мне дарят браслетики, рисунки, поделки из пластилина. — Отдельный шкаф для подарков уже появился дома? — Ну, папка для рисунков есть. А поделки на катке лежат.
— У вас ведь был опыт работы в кино. Как это получилось?
— Я участвовала в съемках сериала "Последний аксель", была там как хореограф-постановщик. Тренировала актеров, чтобы они могли стоять на коньках и что-то в камеру показывать. Попала туда по знакомству, как-то даже спонтанно. Лежала дома, засыпала, когда мне вечером позвонили и попросили помочь. Тренировки с актерами у нас были каждый день с восьми утра. У нас было два часа льда и час ОФП, и так на протяжении 2-3 недель. Потом начались съемки — обычно с девяти вечера до шести утра. Иногда по три дня подряд ночные съемки, это довольно тяжело.
— А в "Серебряных коньках" тоже вы снимались?
— Да, в массовке. Татьяна Николаевна Прокофьева ставила нам вальс, мы его танцевали парами в Михайловском замке.
— А в главной роли или в роли второго плана не хотелось бы себя попробовать? Мне кажется, с растущей популярностью фигурного катания в стране про него можно снимать и снимать кино.
— Хотелось бы, но, мне кажется, это уже совсем другой уровень. Речь должна быть хорошо поставлена, нужно владеть актерским мастерством. Но если бы были какие-то предложения, думаю, я бы попробовала.